Шанс? Жизнь взаймы - Василий Кононюк Страница 36

С утра вручил подарки родителям: матери – отрез тонкого белого полотна на рубашки, бате – красную рубаху, малявке – сапожки сафьяновые по дешевке купил, ношеные слегка, но в это время народ был попроще и на такие мелочи внимания не обращал. Затем побежал доложиться атаману. Атаман уже был во дворе, рубил дрова для разминки. Или жена припахала ввиду отсутствия Давида.

– Долгих лет здравствовать, батьку! Вернулись мы вчера ночью с Сулимом. Все живы и здоровы, Давид к Дмитру повернул ночевать – кони у него приморились, сказал, сегодня дома будет.

– Здравствуй и ты, Богдан. Кони у него приморились, – с иронией отметил атаман и засмеялся. – Ничего, осенью поженим, он уже и невесту приглядел, но, видать, конь у него больно шустрый, так и норовит в стойло заскочить. Не получится у него на сей раз коня своего пристроить: стойло занято. Покрестника я твоего, Павла, с семьей ко вдове поселил. А Ярослав – здесь, в селе, у Насти пока живет. Ну, рассказывай, где вы гуляли так долго, Тамара уже извелась совсем. Седмицу уже каждый божий день грызет меня и грызет, я уже плюнул, думаю, соберу казаков – и в поход уйдем от этих баб.

– Так это, батьку, как приехали мы в Киев, пошли Иван, Давид и Сулим поискать, не ищет ли кто охочих в зимний поход…

Тут из хаты вышла тетка Тамара и обрадованно бросилась к нам:

– Приехали, наконец-то! Здравствуй, Богдан. А где Давид?

– И вам здравствовать, тетка Тамара.

– У Дмитра Бирюка на хуторе остался твой Давид, – не дав мне открыть рта, сразу вступил атаман. – Ты думаешь, ему отец с матерью в голове – он ко вдове первым делом поехал: не знал, что там народу полно. Ото злой будет, как приедет. Сказывай дальше, Богдан.

Тут из хаты вышла Мария, увидав меня, сначала бросилась к нам, затем остановилась, смутившись.

– Долгих лет здравствовать тебе, красна девица. Вроде как вчера тебя видел, а ты еще краше стала, вышла на крыльцо – как будто солнышко из-за тучи выглянуло, и все вокруг засветилось. Постой, не убегай, я тебе подарок привез.

Засмущавшаяся Мария убежала в хату. Иллар с Тамарой осуждающе уставились на меня:

– Совсем девку засмущал, теперь из хаты не выйдет.

– Кто ж такое при родителях девке говорит, Богдан, – начала поучать меня тетка Тамара. – Такое девке тихо говорить надо, наедине, чтобы никто не слыхал.

– Так я правду сказал, чего смущаться? Но раз ты говоришь наедине ей такое говорить – хорошо, тетка Тамара, буду наедине говорить.

– Какое наедине, думать о том забудь. Ты что ему советуешь? Ты что, не видишь, у него язык без костей? Задурит девке голову, что потом делать будешь? Значит, так, Богдан. Увижу, как ты Марии голову морочишь, – нагаек получишь.

– Что ты, батьку, на меня накинулся, будто я твою дочку умыкнуть хочу? Я ее обидел чем? Нагаек мне дать хочешь – давай, в твоей власти, а голову я никому не морочил, правду сказал. – Это я уже работал на публику, которая из-за всех соседних плетней откровенно вслушивалась в каждое слово.

– Нагаек ты пока не заработал, то я тебя наперед предупредил, но вижу: недолго до того осталось, скоро заработаешь.

Я молча стоял, делая вид, что осознаю свою ошибку, а то заработаю нагаек на ровном месте. Остыв, атаман велел продолжать прерванный рассказ.

Коротко пересказывая наше путешествие, ключевое слово, на котором делал акцент, – «случайно». Случайно схлестнулись с ляхами на постоялом дворе, случайно заметили, как они нас обогнали. Сулим случайно придумал, как их на обратной дороге подловить, случайно пленного взяли, ну а потом что делать было? Решили, что князь нам серебра отсыплет, если мы ему эти случайные новости расскажем, но как приехали – передумали, боязно стало. Написали письмо, отдали найденные письма и домой вернулись.

Так, в радостном и веселом стиле, описал наше путешествие, причем треть рассказа посвятил молодой ведьмочке, которую нашел Мотре в ученицы, настаивая на том, что это была наша судьба ее найти, тонко намекая, что не без Мотриного колдовства понесло нас в такую даль, – видать, знала Мотря, где ее ученица, поэтому туда нас завела. Тамара охала и ахала, слушая все это, но с атаманом номер перевести стрелки на Мотрю не прошел. Проявив незаурядные аналитические способности, он коротко подытожил:

– Нельзя тебя из села выпускать. Куда тебя ни пошли – за тобой золотые вербы растут. Думал, Иван и Сулим тебе окорот дадут, да где там. Теперь только со мной ездить будешь.

– Ладно, батьку, с тобой так с тобой. В субботу к вечеру в Черкассах нужно быть с шестью возами: товар мой приедет – перегрузим на возы и назад поедем.

– В Черкассы сам поедешь, беды не будет – дел у меня других нет с тобой за товаром ездить. А чего ты накупил такого, что в шести возах везешь?

– Крицы купил в кузню, батя говорил, нет в селе ни у кого. Зерна купил, много, оно дешевое в этом году. Бочек купил: хочу вино из бражки делать. Когда в Гродно был, у аптекаря-латинянина секрет выведал – попробую, а вдруг получится. Не надо будет в Киев за вином ехать, сами будем возить, как заморское продавать.

– Ты вот что, Богдан, ты пойди приляг, отдохни с дороги, вина выпей, притомился ты, видно. Как товар свой из Черкасс привезешь, тогда расскажешь. А вино мы и в Киеве купим, но если хочешь бражки – ставь бродить, бражка тоже сгодится, выйдет у тебя из нее вино иль не выйдет – бражка не пропадет. А пока иди отдыхай, такой тебе наказ, тогда дальше толковать будем.

– Добре, батьку.

Руководители любят, когда их слушают. На самом деле большинство из того, что говорил атаман, была филькина грамота. В мирное время, не в походе, власть атамана весьма ограниченна. Если в походе он имел полномочия диктатора и за любое нарушение теоретически мог любого укоротить на голову, то в мирное время его функции ограничивались арбитражем и решением общих вопросов, касающихся всего товарищества. В Киев – да, не наша территория, самого мог не пустить. Но если собиралась ватажка в Киев на базар или наниматься на военную службу, уже назначен походный атаман, – я мог смело идти к нему и проситься принять меня. Никто ему этого не мог запретить. Если на время похода мне не выпадало дозорной службы, то я мог не ставить Иллара даже в известность по поводу моих планов. Но это в теории, а в жизни заедаться с атаманом по мелочам – только свой характер склочный демонстрировать.

Дел было много. Проигнорировав совет идти отдыхать, первым делом побежал искать Андрея и весь наш юный партизанский отряд, которого не видел так долго. Оказалось, что жизнь внесла свои коррективы: с самого утра ребята часа два возились по хозяйству, а затем собирались на площади перед церковью на ежедневную тренировку. Пробежав вместе со всеми кросс, убедившись, что за время моего путешествия с обувью порядок навели, поручил Лавору продолжать тренировку. Сам отвел в сторону Андрея – расспросить, как жилось во время моего отсутствия, возникали ли проблемы и что нового произошло за это время.

Нового оказалось достаточно. Услыхав от знакомых, что в нашем селе организовался юношеский отряд, молодежь в селе Георгия Непыйводы устроила бунт и потребовала справедливости. Раз старшие вместе в поход идут, значит, они тоже организуют комсомольский отряд по борьбе с татарскими налетчиками, по подобию нашего. Теорию подобий никто из них не изучал, но народ интуитивно чувствовал: не смогут им отказать, не будет ни у кого аргументов.