На Границе Кольца - Расселл Д. Джонс Страница 36

– Я не знаю, что случилось – мама в психиатрической больнице, она не может говорить…

Стоило им услышать про психиатрическую больницу, их интерес тут же пропадал. И невозможно было доказать, что мама не пьёт и ни о каких наркотиках и речи быть не может. «Пишите заявление» – и всё.

Один раз ей положили руку на колено и ласково улыбнулись, но Злата тут же отбросила жирную волосатую лапу и вышла из кабинета. А вслед донеслось: «Ну и дура…»

Понятно, что никто не будет помогать, что воспользуются – и вышвырнут. Но через несколько дней, вспомнив тот эпизод, она ощутила что-то вроде сожаления. Нет, в правильности своего поступка Злата не сомневалась. Но если бы знала наверняка, что ей помогут за такую «плату», она бы осталась. Ради брата – осталась бы и сделала бы всё, что надо.

Но никто не собирался помогать ей.

В августе одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года никто никому не собирался помогать. Слово «помогите» воспринималось как издевка.

Какая помощь, деточка, самим бы выжить!..

…Счастливая жизнь кончилась одним прекрасным летним утром – прямо на пике новых надежд.

Мама и Павлик были в Москве, выбирали школу. Злату разбудили соловьиные трели. Звонили из московской больницы – из психиатрической больницы. Чудо, что смогли найти номер домашнего телефона!

Услышав, что мама в тяжёлом состоянии, Злата тут же спросила:

– А Павлик?

– Какой Павлик?

– Мой брат? Мальчик восьми лет – он с ней?

– С ней не было никакого мальчика. Приезжайте как можно быстрее.

Злата записала адрес, положила трубку и прислушалась. Она легко узнала тишину, которая наполняла пустую квартиру. Она знала, что если так тихо и нет ни шума с улицы, ни от соседей, значит, жизнь меняется навсегда, и ничего не исправить, не изменить – надо действовать, чтобы удержаться на плаву.

Потом, в Москве, эта тишина всюду преследовала её: на вокзалах по ночам, ранним утром на московских улицах, в больничных коридорах и кабинетах, куда она пробивалась с превеликим трудом, чтобы вновь и вновь рассказывать свою историю и повторять просьбу: «Пожалуйста, помогите, у меня пропал брат!»

Он пропал так, как будто его не существовало. Свидетельство о рождении, паспорт и другие документы исчезли из маминой сумки. Вместе с кошельком. К счастью, осталась старенькая записная книжка с адресами и телефонами.

Добрые люди, которые вызвали скорую для плачущей женщины, не видели никакого ребёнка. Никто не знал, что произошло на самом деле. Павлик пропал, а мама сошла с ума.

Она скончалась через две недели, так ничего и не вспомнив. Лежала и еле слышно стонала. Полная потеря памяти. Даже забыла, как правильно застёгивать пуговицы.

Деньги, которые Злата привезла с собой, растаяли. То, что не сожрала инфляция, пошло на похороны: место на кладбище и простой деревянный крест. И на оплату могильщикам.

– Что ж ты цветочков не принесла? – спросил один из них и высморкался.

Злата молча покачала головой и вздрогнула, когда внезапно хором заорали кладбищенские вороны.

Дедок, который спрашивал, покряхтел, ушёл куда-то и вернулся с венком из ярких жестяных гвоздик. Проволочки торчали из того места, где была табличка «от кого».

Злата поблагодарила и положила венок на свежую могилу. Автоматически достала кошелек, пересчитала, сколько осталось. Ненавистный жест перерос в привычку.

Надо возвращаться. Надо продавать или разменивать квартиру – никак иначе не выплатить ссуду, которую Злата взяла в банке, поскольку денег в доме не оставалось, а занимать было не у кого.

А теперь от немаленькой суммы осталось ровно на обратный билет.

И не к кому обратиться за помощью.

Злата взглянула в последний раз на могилу матери и пошла прочь.

Она не собиралась сдаваться. Надо было найти Павла. А с остальными проблемами можно будет разобраться потом.

Потом – когда она его найдёт.

Она была сильной для своих восемнадцати лет – первый разряд по плаванию, по борьбе и по бегу. Она собиралась поступать в педагогический – на учителя физкультуры. Мечтала, что будет помогать Павлику в том предмете, где у него ничего не получалось.

Он так и остался слабым, хотя перестал болеть. Операция на сердце, которую он перенёс в четыре года, позволила ему ходить в школу, но главным изменением было другое. Её тихий братик стал гением. Судьба дала второй шанс, чтобы извиниться за прошлые несчастья. И Павел устремился вперёд, догнав и обогнав ровесников. Он удивлял учителей и заставлял маму плакать от счастья, когда она с гордостью рассказывала соседям об очередном успехе своего удивительного ребёнка.

Злата перестала думать о себе – был только он.

Однажды Павлик сказал, что хочет учиться в Москве.

На вокзале, глядя вслед поезду, Злата подумала, что надо будет попробовать перевестись. В конце концов, её спортивные успехи и победы на соревнованиях кое-чего значили!

Много было планов.

Теперь остался один: найти.

Когда кончились деньги, Злата начала воровать: подкарауливала у киосков, когда туда привозили товар, выхватывала коробку из рук скучающего грузчика или продавца – и давала дёру. Что-что, а бегать она умела! Одежду воровала на рынках, предварительно разведав пути отступления. Внешность была лучшей маскировкой: кто мог ожидать, что такая милая барышня способна на преступление?

С ночёвкой было труднее: приходилось менять места и слушать сквозь сон – нет ли милицейского патруля или какой-нибудь напасти похуже? Можно было отсыпаться днём, но этого она себе не могла позволить. Днём она искала, слушала, высматривала и надеялась.

Искала – так, как могла.

Злата ездила на метро в час-пик и ходила по городу. Каждый ребёнок подходящего роста вызывал пристальный интерес. Каждый похожий мальчик заставлял сердце биться от предвкушения долгожданной встречи. Несколько раз ей казалось наверняка, что он там, на эскалаторе, в красной курточке! Но был лишь мираж, иллюзия удачи. Каждое разочарование ложилось на плечи и выматывало больше, чем кражи или поиск подходящего ночлега.

Злата знала наверняка, что найдёт его. Не могло быть иначе! Она столько всего перенесла, от столького отказалась ради Павла – не может такого быть, чтобы у неё забрали последнюю радость! Ради отца, ради мамы, ради самой себя она продолжала поиски и мысленно звала: «Где ты, отзовись!»

И однажды он откликнулся. Может быть, Злата начала сходить с ума от бездомной жизни и выдумала голосок, который позвал. Тем не менее, она послушно вышла из поезда на «Театральной».

Голосок молчал. И Злата направилась к переходу на станцию «Площадь Революции» – вспомнила про тамошние знаменитые статуи и про студенческое поверье, что, если потереть нос собаки пограничника, то обязательно повезёт на экзаменах. Зачем – она и сама бы не смогла объяснить. Почему-то показалось, что может сработать.