Кейн Черный Нож - Мэтью Стовер Страница 36

- Повторяю. Вы не можете взойти. Вам надлежит уйти немедля.

Я мог вообразить выражение лица Маркхема. Я улыбался, поднимаясь по круговой лестнице вдоль узкого бассейна. Хотя узнал и второй голос.

- Что за незаконные, кощунственные требования - кто-то мог бы даже сказать "святотатственные", будь он более склонен судить и осуждать, нежели скромный я! Ваши обиняки по всем законам приемлемой логики привели бы Рыцаря более подозрительного по натуре к гаданиям, нет ли там, наверху, в Пурификапексе, чего-то такого, что вы не желаете ему явить. К спекуляциям о природе загадочного нечто и чем оно может оказаться.

- Да, Маркхем, скажите парню. - Я поднырнул под последний фонарь у выхода. - Чего же вы так не хотели ему явить?

В сырости с мясным душком стоял Маркхем, спокойный и бледный, как труп липканца. По доспехам катились струйки конденсированной влаги.

Одна из стоек держала на себе впечатляющий набор хриллианских отполированных лат, вроде бы изготовленных для медведя невысокого роста. С крючка в стене, на расстоянии руки от кучки моей одежды, свисали стеганая поддевка и брюки, и блеклые льняные подштанники. С другого - белый плащ.

Лицом к доспешному Лорду, голый словно в день нарождения, если не считать хреновой тучи волос, подбоченившись - белоснежная простынка покрывает широкую грудь и задние щеки, и похожие на два ствола ноги, но вполне откровенно выставляет впечатляющий набор шрамов, в числе коих сердитый красный узел на алой ленте вокруг бедра - стоял Тиркилд, Рыцарь Аэдхарр.

Тут челюсть достойной особы отпала, лицо быстро поменяло цвет, с ярко-красного к убийственной белизне.

- Как нога, говнодав?

Рот Тиркилда захлопнулся с треском столь звучным, что наверняка сломалась пара зубов. Он вдохнул, и еще раз, а когда наконец заговорил, голос был почти человеческим.

- Боль причиняет изрядную. Но после обнаружения вашей гнусной особы в священном месте, она жжет не сильнее свечки сравнительно с горящим домом.

- Спасибо. - Я обернулся к бледному стальному негодованию. Ах, это было лицо Маркхема. - Ангвасса желает, чтобы вы провели меня в Изолятор. Повидаться с Орбеком.

Его лицо даже не дрогнуло. - Путь назад вам уже знаком. Как только вы облачитесь...

- Через ту контору? - Я милостиво кивнул. - Ожидайте меня там.

Он казался одуревшим. Я пару раз махнул ему рукой - кыш!

Лицо Маркхема стало не просто красным, его было не отличить от здешних ряс. - Мне поручено лишь...

- Заткнитесь. - Как бы не разорвать ему аневризму. Вдруг ублюдок хлопнется прямо здесь? - Давайте, прогуляйтесь. Мне до тошноты надоели взгляды на мою задницу.

- Я... - Рот Маркхема захлопнулся, потом снова открылся. - Я...

- Вали на хрен.

- Мой долг перед Поборником...

- Ловлю на слове. - Я поднял ладонь с метафорическим Святым Препуцием. - Х'сиавалланайг Хриллан-тай!

Он действительно просиял там.

Мне пришлось сощуриться, такое сияние лилось с воздетой ладони; впрочем, я знал достаточно, чтобы побыстрее отвести взгляд. Он освещал лицо Маркхема не хуже дуговой сварки; Тиркилд задохнулся, видя эманацию в руке не-хриллианца, кощунственного мерзавца, и закрыл глаза рукой толще бычьей ляжки.

Не зря одно из именований Хрила - Блистательный. Может, потому он еще и бог солнца.

Мне также казалось, что ладонь сжигают до пепла и золы, и тут же Исцеляют. Вовсе не совпадение, именно это и происходило. Могущество бога солнца.

Я догадывался, что Хрил не желает, чтобы агенты, в которых Он Вложился, без нужды разбрасывались Его Авторитетом. К примеру, чтобы досадить липканским лобковошкам. Но, знаете ли, это одна из штучек Завета Пиришанте. Боги могут лишь дарить силу или ее забирать; что с ней делать, решать вам.

Вот почему я стоял там с приклеенной улыбочкой, хотя пар валил от новой розовой кожи на ладони, а по рукаву рясы ползли огоньки.

- Знаете, что это значит? - Я чуть повел рукой. Болела зверски. - Значит, что вы должны убраться. Сейчас же.

Единственным ответом Маркхема был краткий, полный холодного отвращения взгляд; он выполнил четкий разворот и вымаршировал в сожранный ночью коридор. Тиркилд слушал, как затихают его шаги.

Мы поглядели один на другого.

- Это, - сказал он медленно, - было представление, почти компенсирующее мерзость вашего присутствия.

Я не мог не улыбнуться. - Ага, я сам себя, сукиного сына, не выношу.

Он не спеша шагнул к бассейну. - Итак, извинения нашей Леди Поборницы приняли... необычную форму.

Я подошел к груде одежды, огляделся. - Парни, у вас есть что-то вроде душа?

- Лично я не желал приносить извинения. В любой форме.

- Душ, - сказал я. - Д. У. Ш. Здесь он есть? Чешусь как шлюха в стоге сена.

- Единственные извинения - те, что я задолжал Хрилу.

- За попытку убийства? - бросил я ему в спину. - Или за неудачу в оной?

Он сердито смотрел в кровавую воду.

- Мы на войне. Я не сделал ничего дурного. Ничего.

- Скажите Хрилу.

- Намерен.

В пекло душ. Я стащил рясу и позволил ей упасть, подобрал штаны. - Вот оно как просто? Хотите сказать, что вы весь в белом, потому что на войне? Вали в жопу, говнодав.

- Вот как?

- Так и будет. - Я стряхнул штаны. - Не славен умением прощать.

- А кто-то просит?

- Явно не вы. - Я опустил штаны к полу. - Вы ходите вполне нормально для человека, которому оторвало кусок бедренной кости.

Тиркилд глядел вниз. Правая рука сжалась в кулак. На тыле ладони виднелась звездочка нового шрама, размером с анханский золотой ройял.

После мгновенного замешательства он сказал спокойным тоном: - Боец...

- Брехью. Да, да, слышал.

Тиркилд отстраненно кивнул. - Когда Солдат отдает себя Хрилу, всегда находятся способы... продолжать служить.

Я уставился на него, забыв про штаны. - Что? Костяной черен? Вы ходите на куске ноги бедного ублюдка?

- Да. В руке несколько его косточек, как и... в вашем боку.

Я прижал ярко-розовую ладонь к четырехугольнику шрамов над печенью. - Ни хрена подобного.

- Ваши ребра были расщеплены. Никто не рассказал?

- Нет. - Я вдруг ощутил себя больным. И еще больнее. - Никто не потрудился объяснить.

- Сегодня я буду беседовать с его вдовой и осиротевшими дочерями. Может быть, будете столь любезны присоединиться?

Я тряс головой в тупом ошеломлении. - У всех вас, ублюдков, червивые орехи в черепушках. У всякого и каждого.