Император мира - Владимир Марков-Бабкин Страница 36

РОССИЯ. ЮГО-ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ.

ПОЗИЦИИ Н-СКОГО ПОЛКА.

25 мая (7 июня) 1917 года

– Господин полко…

– Агафонов, я вам язык вырву.

– Прошу простить, господин штабс-капитан, зарапортовался. Вот, извольте взглянуть на остатки вон того лесочка. Чудом выстоял, уж сколько тут артподготовок было, ан нет, почти что и не пострадал, стоит себе.

– Да, лесочек прекрасен, хоть картину пиши. Называться будет сей шедевр – «Батальный лес». И смотри, штабс-капитан, если не сложится дело, заставлю сей шедевр рисовать. Прямо в виду вражеских позиций. Ей-богу прикажу, помни мое отеческое слово!

– Как говорят в таких случаях, рады стараться… господин штабс-капитан!

Полковник Слащев хмуро окинул взглядом командира роты, удерживавшей эти рубежи. Мальчишка совсем, из новых. Хотя пороху понюхал сполна. Ну, не полковнику судить о том, каким образом столь юный офицер стал штабс-капитаном. Война движет вперед молодых да ранних, порой обеспечивая совершенно неимоверные по скорости взлеты. Впрочем, неимоверные падения случались на фронте куда чаще. Не следует забывать и о том, что первые годы войны выбили основной кадровый офицерский состав, а значит, требования к офицерам значительно снизились. Да, какие уж тут особые требования, если любых офицеров не хватало катастрофически.

Впрочем, вероятно, Слащев был не совсем прав. Именно этого офицера Агафонова рекомендовали ему в штабе дивизии, когда он прибыл на передовую в форме штабс-капитана с целью проведения рекогносцировки местности. А местность тут и впрямь была замечательная!

Сочетание особенностей рельефа и сложившегося равновесия на фронтах создало удивительную картину, когда между двумя линиями окопов противников врезался длинный язык леса, пусть и весьма потрепанного, но тем не менее вполне себе живого и реального. Хотя стоит признать, что никакого волшебства тут не было, а была железная логика окопной войны, при которой обе стороны не слишком стараются идти в наступление. Взаимные артиллерийские подготовки обрушивали свои тысячи снарядов на позиции противника либо за леском, либо перед ним. А сам лесок был достаточно болотистым и топким, чтобы в нем рыть окопы и прочие укрепления. Более того, было даже негласное соглашение (коих так много на любой войне) не рубить и всячески не портить этот лес, поскольку именно его наличие между окопами противоборствующих армий не позволяло солдатам стрелять друг в друга на этом участке. А уж после того, как несколько атак через лесок обернулись сущим кошмаром для наступавших, вынужденных тащить на себе буквально пуды грязи, пытаясь при этом еще и бежать навстречу пулеметному огню противника… Короче говоря, с тех самых пор ничего серьезного на этом участке не происходило. Даже в пору братаний старались делать сие непотребство не в лесу, а вон там, на широкой, изрытой воронками, чистой от деревьев площадке.

Слащев, лежа на передке, внимательно осматривал в бинокль местность, изучая ее квадрат за квадратом. Да, судя по всему, участок и вправду подходит под их задачи. И место удобное, и расслабленность с той стороны, да и части там отнюдь не австрияками укомплектованы.

Но все равно, квадрат за квадратом, методично и вдумчиво проводил полковник рекогносцировку, ползая по передку в перемазанной землей солдатской форме. Это дело не терпит поспешных выводов и шапкозакидательства, поскольку именно те, знаменитые овраги, про которые часто забывают, составляя на бумаге всякие планы, выявляют именно вот так, во время таких вот долгих наблюдений из окопов и ползаний на пузе от одного участка до другого, покинув свои позиции.

И что бы там ни рассказывал этот штабс-капитан, Слащев все равно лично поползет в тот поганый лес, дабы своими глазами увидеть, где предстоит действовать подразделениям 777-го «запасного» полка.

МОСКВА.

Ночь на 26 мая (8 июня) 1917 года

Гулкий цокот множества копыт по камням мостовой, казалось, должен был перебудить всю Москву. Во всяком случае, Воскобойников то и дело замечал лица, мелькающие в окнах на всем пути их следования от самой Ходынки.

Да уж, все как всегда. Секретность, тайны и такая несусветная глупость! Предлагал же он перевезти эти странные ящики просто в кузовах грузовиков. Причем просто посреди бела дня! И кто бы на них обратил внимание? Вот именно, никто.

Но нет, начальству, как всегда, виднее. Нельзя, мол, днем. Там днем тысячи людей толкутся. Обязательно увидят. Пойдут разговоры разные. Зачем, мол, нам разговоры? Ну ладно, не хотите днем, давайте ночью. Просто грузовиками с охраной в кузове. Конечно, три грузовых автомобиля, едущие колонной по ночной Москве, будут бросаться в глаза, но по крайней мере вряд ли разбудят многих. Особенно если перевозить таинственный груз глухой ночью, да еще и отправить поодиночке каждый грузовик разными маршрутами. Но опять же, начальство потребовало конного сопровождения грузовиков и обязательно колонну. Мало ли что!

И вот теперь десяток всадников из гарнизона московского жандармского дивизиона будят копытами своих коней пол-Москвы! И начальство хочет секретности! Ну не идиоты ли?! Стоило ли так стараться сохранить в тайне выгрузку этих ящиков из дирижабля, да еще и оберегать их от посторонних глаз столько времени, чтобы вот так вот буквально прокричать на всю столицу – вот, мол, люди православные, а у нас тут секрет-секрет!

Воскобойников зло покосился на кузов, из которого торчали ящики. Ну хоть прикрыли бы их нормально! Идиоты!

Так, проклиная идиотизм начальства и досадуя на необходимость сего ночного вояжа, ротмистр и доскакал до самых ворот мрачной Сухаревской башни.

МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ.

ИМПЕРАТОРСКАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ «МАРФИНО».

27 мая (9 июня) 1917 года

Я изволил завтракать. Обычно я завтракаю вместе с Георгием, но этой ночью малец отпросился ночевать в лагере вместе со всеми. Я не возражал. В конце концов, уже в августе он отправится в Звездный городок, так что пусть привыкает, пока папа рядом. Опять же, охрана учится обеспечивать его безопасность, но при этом не мозолить глаза и не лезть в мальчишеские разборки. Не думаю, что если граф Брасов лишний раз получит в лоб от сверстника, то от Георгия сильно убудет. Да и понимают остальные, чей он. Так что пусть. Пусть учится практической жизни.