Двоепапство - Владимир Поляков Страница 36

Король и его маршал Луи де Ла Тремуйль заново готовили армию, собирали в нужных портах корабли, не забывая и о том, чтобы не оголять границы и просто гарнизоны в опасных, склонных к бунту провинциях. В Авиньоне готовились к иному, но не менее важному - разжечь пламя веры в пастве, убедить французов и не только в том, что скорая война с мусульманами станет непременно победоносной и угодной Господу. Только вот сперва приходилось скрывать настоящую цель, делать вид, что собираемые войска отправятся на кораблях отнюдь на в земли мамлюков. Зато потом…

Вот как раз потом и случилось страшное. Расслабившись за то долгое после Раскола время, сначала ожидая от Борджиа ответного удара, Джулиано делла Ровере и сам поверил было в то, что его давние враги отвлеклись на более важные для себя дела. Падение Ливорнской республики и показательная казнь всем мало-мальски видных последователей Савонаролы тоже была принята как естественное явление. Слишком уж они… обнаглели, а с землями Борджиа под боком так поступать было опасно для жизни. Потеряли страх, не позаботились о себе? Сами и виноваты. А к тому же из них получились очень хорошие мученики, полезные Авиньону.

Но других мучеников ни Юлию II, ни приютившему и вознесшему его вверх Людовику XII не требовалось. Однако… пути господни воистину неисповедимы. И не только собственно господни, но и тех, кто представлял бога там, в Риме.

Это случилось два дня тому назад, в соборе Нотр-Дам-де-Дом, который с недавних пор стал резиденцией Ордена святого Доминика, а ещё твердыней инквизиции. Всем было известно, что именно в подземную часть этого собора – расширяемую в связи с необходимостью – доставляют часть особо злостных еретиков и заподозренных в колдовстве. И именно оттуда у попавших если и получается выбраться живыми, то большей частью на одну из площадей, до костра, на котором ожидает смерть либо от огня, либо, в качестве особой милости, от удавки с последующим сожжением уже мёртвого тела. Сам Папа Юлий II неоднократно сдерживал что Крамера со Шпенглером, что иных, менее высокопоставленных братьев-инквизиторов. Это получалось, но хотя бы раз в неделю и хотя бы парочка жертв непременно горела, услаждая взоры одних и вызывая страх у других. В любом случае, все делла Ровере, равно как и король Людовик XII знали. с кем именно они имеют дело. Зверя надобно кормить свежим мясом, а не травкой. Только так его можно удержать от того, чтоб тот не бросился на хозяина. Однако…

Некого теперь было удерживать! Крамер, его друг, сподвижник, соавтор «Молота ведьм» и наиболее доверенное лицо Шпенглер частенько коротали вечера за вином. Бумагами и разговорами о развитии доминиканского ордена. Порой и не одни, а в компании ещё кого-то из инквизиторов. Обычное времяпрепровождение, тайной не являющееся. И не любили, когда их беспокоили, даже если засиживались глубоко за полночь. Возраст и сопутствующая ему бессонница, особенно у Шпегнлера. Если же что-нибудь было необходимо – так на то присутствовали слуги из тех же монахов-доминиканцев, но простых, не продвинувшихся ещё в иерархии братьев-проповедников.

Забеспокоились лишь утром, когда из комнат Крамера так никто и не вышел.Сразу же открыли дверь. Точнее сломали, поскольку та была заперта изнутри на засов. Открыв же… Глазам вбежавших, вроде бы готовых к чему угодно братьев предстала довольно страшная картина. Вокруг была только и исключительно смерть! Посиневшие лица, выпученные глаза, смрад от рвоты, удушливого дыма и каких-то непонятных, но очень неприятных запахов. Запахов, от которых и только что появившимся становилось дурно. Тут же выбитые окна не слишком поправили ситуацию, но хотя бы позволили как-то дышать. И почти сразу нашлись источники тех самых запахов. Свечи, курильницы, какие-то кувшины в разных местах комнаты… комнат.

Яд! Никакой ошибки тут не могло быть. Да и откуда бы ей, ошибке, взяться, еслистали лишаться чувств и те доминиканцы, которые нашли мертвого главу Ордена и его ближайших сподвижников. Кардинал Крамер, архиепископы Шпенглер и бежавший из Испании Диего де Деса, ближайший сподвижник Томаса Торквемады, ещё пятеро высокопоставленных инквизиторов. Все мертвые, причём умершие незаметно для себя, сперва лишившись чувств.

Кстати, более половины вошедших в «комнаты смерти» тоже скончались, не приходя в сознание. Странный, быстро действующий, но вместе с тем загадочный яд – всё это явно указывало на виновников, на Рим и на тех, кто правил им и Италией в целом. Борджиа! Только они не просто умели пользоваться ядами, но и применяли столь жуткие и устрашающие составы. Лишь через пару часов, когда воздух сам по себе окончательно очистился, улетучившись через выбитые окна и открытые двери, дознаватели из числа опытных в подобных делах монахов сумели воссоздать очень приблизительную, но всё же картину случившегося.

Свечи. Яд был подмешан в их воск. Причём лишь в срединную часть, чтобы начать действовать не сразу после того, как они будут зажжены. Курильницы, где к обычным благовониям было подмешано нечто иное, тоже ядовитое. И кувшины… «вода» в них подернулась каким-то странным налётом, а на дне можно было разглядеть гнилостного цвета осадок, которого просто так образоваться не могло. Травили наверняка, но вместе с тем так, чтобы яд начал выделяться не сразу, и первое время его нельзя было почуять. Сперва отравленные теряли сознание, словно бы засыпая, а уж потом… Потом было поздно.

Виновник? Не тот, что отдавал приказы, а исполнитель! Тут тоже не было вопросов. Брат-инквизитор Отто Виттерштейн, в последнее время приближенный кардиналом Крамером за свои изобретения нового, особенно устрашающего пыточного инструмента. Особенно «прославилась» его «железная дева», представляющая собой особенный шкаф, ощетинившийся изнутри множеством гранёных игл. Причём длина этих самых игл могла увеличиваться и уменьшаться извне. Палачу или инквизитору-дознавателю для этого нужно было лишь поворачивать в ту или другую сторону несколько расположенных снаружи колёс. И не только «железная дева» была порождением разума Виттерштейна. «Маска молчания» и «пояс целомудрия», не просто сживающие или – в зависимости от особенностей – колющие голову и срамные органы, но и жгущие плоть изнутри едкими жидкостями, поступающими по полым трубкам-иглам…

Такого мастера дознания кардинал Крамер не мог к себе не приблизить, удостоверившись предварительно, что тот «твёрд в вере». Это доказывалось личным участием брата Отто в допросах еретиков с применением его же пыточных механизмов. Он и участвовал, хотя и как наблюдатель. И вот, неожиданно для всех, он исчезает, в то время как остальные мертвы.

Кто-то мог считать, будто это случай или бедного инквизитора, сделавшего для Ордена святого Доминика немало, коварно похитили, но… Только не Юлий II. Уж он знал, как долго способны Борджиа готовить удар, как умеют подготавливать подходящее для этого орудие. И разменять какого-то германского механика, работающего за золото или за иные награды, на уничтожение главы инквизиторов… Это они могли, и без каких-либо сомнений!

А потом и раздумывать стало излишним, поскольку Отто Виттерштейн нашёлся. Так нашёлся, что лучше бы этого не случалось. Очень уж находка оказалась ядовитой, опасной и возмутительной для всех сторонников Юлия II и авиньонского Святого Престола. Сам он, конечно, там не был, но рассказали во всех подробностях, упомянули про каждое слово. Проклятые Борджиа! Проклятый брат Отто, оказавшийся совсем не братом добрым христианам!