S-T-I-K-S. Зовите меня форс-мажор  - Артем Каменистый Страница 36

Взгляд у туземца был нехорош. Трэш не разбирался в измененных, но по всему заметно, что процесс зашел далековато. И дело тут главным образом в глазах. Именно они выдают степень ненормальности. Желтые, но не желтушные, а будто от тигра пересадили. С кошачьими роднят еще и заметно удлиненные зрачки хищника. Взгляд вроде и человеческий, и в то же время в нем явно что-то ненормальное проскакивает.

И это ненормальное – ни капли не человеческое.

Вопреки ожиданиям пуля, выпущенная в начале боя, попала серьезно. Правый бок разворотило так, что из-под бронежилета свешивались клочья разодранной печени. С таким ранением полагается или мгновенно умирать, или спустя несколько секунд. В лучшем случае протянешь несколько минут, после чего тихо успокоишься от шока и кровопотери.

И уж сознание должно теряться сразу, без проволочек.

А этот мало того, что сумел подняться, он еще и стрелял из тяжелого пулемета. Причем метко.

Опять какое-то колдовство.

Или нет? Что это среди овсяных стеблей белеет? Выжатый одноразовый шприц. Какое-то лекарство себе вколол? Но какое? Тут скорее стимулятор требуется.

Однако стимуляторов, способных поднимать мертвых, в природе не существует.

Но этот поднялся.

Нехорошо косясь из-под занесенных над глазами когтей, покалеченный кваз изобразил намек на кивок, ухмыльнулся уродливо и тихим утробным голосом ответил:

– Можно и поговорить. Я сейчас как раз не сильно занят.

Чуть отведя лапу, Трэш пошевелил пальцами, что выглядело угрожающе, и спросил:

– Вы кто такие? Откуда взялись?

Ответ последовал незамедлительно и был настолько удивительным, что Трэш не сразу врубился в смысл сказанного.

– Подразделение гамма-один, проект «Вторая жизнь». Мы сами по себе, в структуру организации не входим. Мы как бы есть, но одновременно нас нет. Между собой нас называют подразделение гамма-один экспедиционного корпуса «Новая земля». Но мы не военные, мы непонятно кто.

– Корпус?! – поразился Трэш, когда осознал суть сказанного. – Так вы что, местные экспедиционники? Бред какой-то. Мне что, глаз тебе вытащить, чтобы ты лапшу мне на уши не вешал?

Ничуть не испугавшись, кваз ответил:

– Что-то я ушей у тебя не наблюдаю, чтобы лапшу вешать. В заднице их прячешь, что ли? Мне, честно говоря, абсолютно до фонаря, веришь ты или нет. Я вообще говорю только из-за того, что спек вколол, потому и поболтать тянет. Ты сам-то кто такой? Мне так и так хана, я еще не подох только потому, что урод уродский. Дальше меня ничего не уйдет. Интересно ведь, откуда ты такой красивый нарисовался.

– А ты откуда? И почему вы без защиты? Вы не тянете на экспедиционников, вы местные.

– Сам ты не тянешь. И не надо длинных слов, можно просто – внешники.

– Ну да. Местные нас так и называют.

– Нас? – Желтые глаза кваза при этой оговорке сузились.

– Однажды я остался без маски, – признался Трэш. – Так получилось.

– Не знаю, что там получилось, но результат выглядит серьезно, – одобрительно заявил раненый. – Не то что у нас. Глянь на меня. Где я и где ты? Мы ведь похожи. У нас ведь тоже такое случилось. Я к тому, что мы остались без масок. Не все, конечно. По-разному бывает. Этот мир полностью дерьмовый. Здесь все дерьмом пропитано. Оно в воздухе, в земле, в воде. Оно повсюду. К чему ты ни прикоснешься, оно тебя запачкает. Это может быть что угодно: глоток воздуха, капля чужой воды на губах, царапина от когтя твари. И это все, это конец, с этой минуты начинает тикать таймер. Твой личный таймер. Ты не видишь, что он показывает. Но он есть, и он тикает. Пока время не выйдет, надо успеть сменить одежду и смыть с себя все это дерьмо, до последней частички. Ничего не должно остаться. В изолированную зону мы попадаем с ссадинами и ожогами на коже. Жесткая чистка. Но мы не всегда успеваем. Да и помогает она не всегда. И тогда, в карантине, тест показывает, что это все, ты его подцепил. Оно уже в тебе. Это не аппендикс, это скальпелем не вырежешь. И никакие антибиотики не помогут. Снова включается таймер. Но это уже не тот таймер. Он другой. Когда твое время выйдет, тебя прикончат, как бешеную собаку. Вот только это будешь уже не ты. А потом домой везут гроб. Красивый гроб, накрытый флагом. Да только в этом гробу даже пылинки от тебя не будет. Я не знаю, что там, но знаю, что к нашим телам это не относится. Тут все очень просто. Очень. Кто хлебнул воздуха Стикса полной грудью, тем назад дороги нет. Но не для всех это смерть. Ты ведь понимаешь.

Трэш кивнул:

– У тебя иммунитет.

– Да, так. Не все начинают урчать. Научники говорят, что от трех до пяти из сотни выкарабкиваются. Но это уже другое. Назад таким хода нет. Все равно что смерть. Родным так и говорят. Для них ты мертвец, гроб с тобой похоронили. Но ты-то живой. Что с тобой делать? Валить как-то некрасиво. Хоть и биоматериал, но это свой биоматериал. Остальные не поймут. Нехорошо, когда своих вот так валят. Ведь такое здесь с каждым может случиться. Каждый год у нас десятки случаев заражения. Некоторым везет, они выживают. Вот и накопилась группа. Нас и больше бывало, и меньше. А сейчас, – кваз бросил взгляд на ближайшее тело, – ноль остался. Из-за тебя. Закончился наш контракт. Вечный контракт…

– Я вас не трогал, – заметил Трэш.

– А кому какое дело, кого ты трогал? У нас приказ, и мы его выполняли. Удобно, когда есть такая группа. Защита нам не нужна, автономность ничем не ограничена. И мы полностью ненормальные. Туземцам до нас далеко. К нам ведь стаскивают все, что находят в тварях. Спораны – ладно, их хоть задницей везде жри. Горох – тоже не дефицит. А вот жемчужины… Жемчужины – это совсем другое дело. Споровые тела высшего порядка. Высшие источники силы для этого вонючего местечка. Только хрень все это. Я про название. Научники их по молекулам разбирали, да так и не поняли, что же это такое. Нет там никаких спор. Неживое оно, с виду. Набор химических элементов, структуры какие-то странные и свойства непонятные. Но вкати подопытной собаке, обратится с такой скоростью, что до ста досчитать не успеешь. Самая забористая дурь. И нас, таких, как мы, от нее накрывает по полной. Что-то она с нами делает. Меняет внутри. Мы начинаем делать такое, что только в кино показывают. Но это не кино, это на самом деле.