Супердиверсант Сталина. И один в поле воин - Валерий Большаков Страница 35

Москва, НКВД СССР. 25 июня 1942 года

Наум Эйтингон сильно завидовал начальнику – Павел занимался живым делом. Громил врага, строил фашистам козни, а он…

А он совершенно погряз в текучке, во всех этих бумагах – отчетах, донесениях, сводках, справках…

Чем выше пост, тем дальше ты от настоящего дела. Судьба…

Наум подошел к окну и задумался. Тайна, которую открыл ему Павел, до сих пор будоражила его, не давала покоя. Он вспомнил прелестный рассказ Уэллса о маленькой двери в стене, за которой открывается новый, неведомый мир.

Вот и перед ним открылась такая дверь – в будущее. Реальная, не выдуманная, настоящая.

Наум не обладал памятью и знаниями Судоплатова, поэтому не мог судить о переменах на фронте в полной мере. Но суровая правда о «прошлой» войне, почерпнутая из рассказов Павла, пусть даже в урезанном виде, все равно не сопрягалась с тем, что творилось на фронтах сейчас.

Немцы не продвинулись ни к Волге, ни за Дон, к нефтяным промыслам Кавказа. Враг по-прежнему силен, он подтягивает резервы, собираясь ударить со второй попытки, и в твердой уверенности в том, что фрицам это не удастся, нет.

Снята блокада Ленинграда, Балтийский флот «бесчинствует» – уже три рудовоза из «нейтральной» Швеции потоплено в этом месяце. Туда им и дорога – на дно.

Эйтингон нахмурился. Что-то мелькнуло в памяти, что-то связанное с морем… Нет, не вспоминается. Ладно.

Балтийцы – молодцы, не дали себя закупорить. А как они финнам врезали по весне! Обстреляли Гельсингфорс с моря, пока авиация бомбила с воздуха. А то как немцам помогать, так тут финны молодцы. Вот и пускай испробуют войны – с доставкой на дом!

В центре тоже все замерло – копятся силы. Но на Москву Гитлер не пойдет, нет, ни в коем случае. Устроить парад на Красной площади – это было бы хорошо для пропаганды и агитации, но стратегия с тактикой тут отдыхают.

А вот удар на юге… Да, Павел, скорее всего, прав, утверждая, что немцы не откажутся от варианта «Блау». Соберутся с силами и опять кинутся, опять будет «дранг нах Остен».

Здорово, что Октябрьского сумели снять. Сейчас Черноморский флот хоть не отстаивается в Севастополе, а воюет. Вон, Одесса обстреляна, Николаев, Констанца… Молодцы, чернофлотцы!

Сейчас, выходит, многое зависит именно от Павла и его партизан, его диверсантов. Ныне на Украине ситуация – на грани хаоса. Редкий эшелон из Германии добирается до передовой – поезда взрывают, бомбят, обстреливают из орудий. Если же 1-я партизанская армия перейдет в наступление, то в немецком тылу все будет вверх дном. И тогда хочешь не хочешь, а придется снимать дивизии с передовой.

Насколько их потреплют партизаны, сложно сказать, так ведь РККА тоже в стороне не останется, тоже выступит, прорвет ослабевшую линию фронта, и…

– Товарищ комиссар, шифротелеграмма!

Эйтингон прервал размышления:

– Кому, Аня?

– Товарищу наркому. Лаврентий Павлович велел вам ознакомиться.

– Ага… А-а! Так это от Павлуши!

Наум вчитался.

«Павлу.

Захидный партизанский край сомкнул свои границы с белорусскими образованиями, это пополнило наши резервы и позволило полностью укомплектовать третью по счету дивизию 1-й партизанской армии. 1-я дивизия под командованием С. Ковпака заканчивает свой рейд, выходя на заданные позиции в Карпатах. 2-я дивизия Д. Медведева сосредотачивается в Цуманских и Сарненских лесах. Готовится авианалет на бункер «Вольфшанце», что под Винницей. Выхожу в рейд против бандеровцев. 3-я дивизия Ф. Пашуна готовит одновременное выступление в Ровно, Киеве, Николаеве, Одессе, Житомире и т. д., согласно принятому плану.

Прошу вашего разрешения на проведение операции «Ход конем» (все материалы у моего заместителя). Считаю, что успех данной операции станет не только большой военной удачей, но и колоссальным моральным выигрышем СССР.

Андрей»

Вот о чем он думал! Ну, конечно же!

Эйтингон быстро открыл сейф и вынул папку, на которой было написано по-немецки: «Rösselsprung». А по-русски это значило – «Ход конем».

Пролистав бумаги из папки, Наум восхитился товарищем. Какая дерзость, каков умысел!

– Ай да Павел, – прошептал он, переиначивая своего любимого Пушкина, – ай да сукин сын!

Прихватив папку, Эйтингон направился к наркому. Мамулов проводил его без задержки.

Берия находился один в своем кабинете, как всегда, сильно занят. Мельком глянув на вошедшего, Лаврентий Павлович знаком показал: садись, и снова углубился в бумаги.

Минут через пять, шумно вздохнув, он решительно отодвинул документы в сторону, положил локти на стол и сцепил крепкие пальцы рук. Весьма крепкие – нарком пятаки в трубочку скатывал.

– Слушаю, Наум Исаакович.

Подобное обращение говорило не только о хорошем настроении наркома, но и стирало некую черту, означая доверительность.

– Как я понял, Лаврентий Павлович, – начал Эйтингон, – вас интересует операция «Ход конем».

Нарком кивнул.

– Сразу скажу – разработка очень и очень интересная. Собственно, само название операции содрано у немцев. Под кодовым названием «Ход конем» они планировали акцию по разгрому конвоя Пи-Ку-семнадцать, привлекая для этого линкор «Тирпиц». Это громадный корабль, очень мощный, и все такое, и немцы им очень дорожат. Достаточно сказать, что на выход в море линкору требуется личное разрешение Гитлера.

– Это интересно… – затянул Берия.

– Еще как! Так вот, нам стало известно, что такое разрешение получено, и во второй половине июня «Тирпиц» будет находиться на севере Норвегии, в Вест-фьорде…

– А наша операция под тем же названием, она-то к чему приведет? Судоплатов планировал торпедировать «Тирпиц»? Или подорвать, как пытались англичане?