Леди Сирин Энского уезда - Татьяна Коростышевская Страница 35

— А я знаю? Прецедентов не было еще.

— Значит, зеленый, мы сейчас пишем историю.

— Твой провинциальный оптимизм меня раздражает.

— Тебе-то в любом случае ничего не грозит.

— Я не был бы так в этом уверен. Неизвестно, до чего додумаются эти выжившие из ума развалины.

— Старейшины? Слушай, а куда все бойцы подевались?

— На лобном месте нас ждут. Перед ними задача стояла — паутинные чары активировать. И убедиться, что ты в них влипла.

— Понятно! А то странно получается: поймали, связали и исчезли, как по команде. Я даже заметить не успела куда.

— Все, замолчи уже, мы почти пришли. Или это у тебя нервное?

— Сам дурак, — оригинально огрызнулась я.

Пепелище, оно же пожарище, встретило меня торжественным молчанием. Вокруг провала, в котором, как я знала, все так же стоял остывающий алтарный камень, столпилось все племя крылатых малышей. Оружие сверкало в лучах утреннего солнца. Бусинка, уже успевшая нацепить свои алые доспехи, ждала меня. За спиной воительницы вяло переминались с ноги на ногу три бледные тени. Мне пришлось прищуриться, чтобы тщательно их рассмотреть. Жрецы, старейшины. Их крылья, будто траченные молью, были полупрозрачными и ветхими, поднять своих владельцев в воздух они уже не могли.

— Моли, траченные молью, — хмыкнула я тихонько и, ощутив резкую боль, замолчала. Кажется, мелкий пакостник цапнул меня за плечо.

Самое обидное, что схватиться за пострадавшее место я не могла, также не могла почесать нос или убрать с лица растрепавшиеся волосы. Черт! А ведь всего полчаса назад мой неожиданный роман, роман всей жизни, можно сказать, был так близок к апогею. Я была желанна, я была красива, я была счастлива. И что теперь? Нелепый фарс с участием крохотулечных старушек. То, что все трое старейшин были дамами, сомнений во мне не вызывало. Пак что-то там рассказывал про матриархат, к тому же бабушки выглядят немного иначе дедушек, даже несмотря на седую клочковатую растительность, украшающую подбородок средней, или абсолютно безволосую голову левой. Чтобы не путаться, про себя я назвала лысую первой молью, средней присвоила второй номер, ну а оставшаяся, опустившая подбородок на грудь и, кажется, задремавшая, осталась безымянной.

— В ее вине мы уверены, — прошамкала моль номер один, поводя бельмами глаз. — Но обычай требует от нас выслушать преступницу, чтоб, когда мы попадем на другую сторону, в вихрь душ, никто не смог упрекнуть нас в том, что мы попрали обычай.

— Лучше сразу все сделать хорошо, чтобы потом возвращаться и доделывать не пришлось, — хмыкнула я про себя.

— Что можешь сказать в свое оправдание, сирена?

— Многое. Во-первых, я ни в чем не виновата. А во вторых… Пусть кто-нибудь почешет мне спину.

Хлипкая попытка разрядить обстановку с треском провалилась. Народ встретил мою тираду недоуменным молчанием. Бусинка даже покрутила пальчиком у виска.

— Ты все сказала? — Моль номер один, кажется, тоже сомневалась в моей адекватности.

Испугавшись, что все разбирательство сведется к этому единственному формальному вопросу и ответу, я затарахтела:

— Ну поймите же вы, я не знала, что артефакт моего народа хранится у вас. Кто мог подумать, что венец сработает так неожиданно!

— Незнание закона не освобождает от ответственности, — вдруг проснулась безымянная моль.

Остальные обернулись к коллеге, но дальнейших откровений не последовало. Старушка сладко зевнула, продемонстрировав младенческие голые десны, и опять захрапела.

— Значит, я требую законного разбирательства! — Убедившись, что старейшина действительно заснула, а не умерла, твердо заявила я. — Требую адвоката!

— Не забудь еще напомнить о праве на один телефонный звонок, — пискнул Пак.

— Будешь вмешиваться, — тебя защитником и назначу.

— А я не откажусь.

— Да кто тебе свою жизнь доверит? Ты же трепло, обернуться не успеем, как вдвоем в вашем мифическом вихре душ окажемся.

— А не нужно было предлагать! Все, я завелся, линию защиты выстроил, теперь меня не удержать!

Препираться с мелким пакостником можно было бесконечно, тем более что я почему-то решила, что, пока мы говорим, ничего страшного случиться не может. Я ведь уже поняла, как планировалось казнить сирену.

Купол муравейника был у самой границы леса, чуть левее дымящейся ямы. Небольшой отряд пикси медленно двигался от него в мою сторону, рассыпая узкую дорожку светлого порошка. Судя по тому, как послушно крупные рыжие насекомые следовали за отрядом, сыпучее вещество было сахаром. Да, точно! Один из малышей тайком облизнул руку и закатил глаза от удовольствия. Я, по-жирафьи вытянув шею, дотянулась губами к плечу. Черт! Липкие нити тоже были сладкими. Значит, через несколько минут их авангард приблизится ко мне, и…

— Я хочу говорить в защиту леди Сирин!

А о Ларсе я как раз забыла. После поцелуев на поляне он переместился для меня в разряд приятных, но не очень реальных воспоминаний. Теперь охранник, собранный и серьезный, стоял от меня по правую руку.

— Обычаем это не запрещается, — решили моли. — Начинай!

— Все здесь присутствующие хорошо помнят время сразу после войны…

Неожиданное вступление вызвало в толпе гомон.

— Ну хорошо, — согласился охотник. — Многие из вас дети мирного времени, младое племя, не знающее нужды, не боящееся преследований разгневанных альвов Дома Зимы или слуг Янтарной Леди…

Слушатели внимали благосклонно. Я бы и сама пополнила их ряды, голос блондина завораживал, но именно в это мгновение мой воспаленный мозг выдал неожиданный план спасения.

— Пак, — тихонечко шепнула я в пространство.

— Ну, — недовольно отозвался малыш.

— Ты путы грызть не пробовал?

— Это негигиенично.

— А ты попробуй.

— Даже не заставляй меня. Я не пограничная собака, а ты не талантливый кинолог-любитель, которого взяли в плен сомалийские пираты. — Забористый коктейль из всех просмотренных любознательным пикси сериалов прервался чавканьем.

Через минуту я почувствовала, что маленький нюхач сместился ниже, еще через две — смогла пошевелить затекшими кистями рук. Муравьи все приближались, их рыжие спинки на фоне зеленой травы смотрелись даже нарядно. Как там называется боязнь муравьев? Точно! Мирмекофобия!

Жаркая речь Ларса к тому времени уже подошла к концу, и начались дебаты. Охотник, сидящий на корточках в центре поляны, в ярких красках описывал мою доброту, красоту и невинность. Бусинка посматривала в его сторону с сочувствием, но старейшины были непреклонны.

— Ну, Дашка, — писклявый шепот Пака за спиной был еле слышен, — пора прощаться. Спасибо за все, не поминай лихом и все такое…