Отчаяние - Грег Иган Страница 35

Я вызвал Очевидца и стал снимать; такими темпами я наберу больше путевого метража, чем документального, но уж очень велик соблазн.

Я спросил:

– Вы правда приехали сюда из интереса?

Манро покачал головой.

– Не совсем. Я сбежал.

– От чего?

– От шума. От восхвалений. От «профессиональных австралийцев».

– Ясно.

Я впервые услышал этот термин, когда изучал историю: так называют кинорежиссеров семидесятых – восьмидесятых годов двадцатого века. Как написал один исследователь: «У них не было ни одной отличительной черты, кроме их национальности; им было нечего сказать, нечего выразить, кроме как тиражировать ксенофобский словарь избитых национальных мифов, объявляя при этом, что они „описывают национальный характер" и что в них „страна обрела голос"». Такая оценка казалась мне слишком суровой, пока я не посмотрел фильмы. По большей части это оказались дебильные мелодрамы из сельской жизни или слезливые военные истории. Апогеем идиотизма была комедия, в которой Эйнштейн изображался сыном австралийского фермера, который «расщепляет атомы пива» и влюбляется в Марию Кюри.

Я сказал:

– Мне всегда казалось, что визуальное искусство давно выросло из этой чепухи. Особенно ваше.

Манро скривился.

– Я не про искусство. Я про всю доминирующую культуру.

– Бросьте! Нет больше никакой доминирующей культуры. Фильтр мощнее вещателя.

По крайней мере так похваляются сети. Я по-прежнему не вполне верил этому утверждению.

Манро так точно не верил.

– Очень по-дзенски. Попытайтесь вывезти австралийское биотехнологическое оборудование в Безгосударство – и вскоре узнаете, кто у вас заправляет.

Я не нашелся что ответить.

Он заговорил:

– Неужели вы не устали жить в обществе, которое беспрерывно говорит о себе – и поминутно лжет? Которое определяет все стоящее – терпимость, честность, верность, справедливость – как «исключительно австралийское»? Которое делает вид, будто поощряет многообразие, но без устали болтает о своем «национальном единстве»? Неужели вас никогда не мутило от бесконечного парада шутов, говорящих от вашего имени: политиков, интеллектуалов, знаменитостей, комментаторов – определяющих вас во всех подробностях, от вашего «чисто австралийского чувства юмора» до долбаного «коллективного бессознательного»… и которые при этом все до одного воры и лжецы.

Я сперва опешил, однако, чуть подумав, согласился с таким описанием основного направления культуры. Если не основного, то самого громкого. Я пожал плечами:

– Такого почвеннического дерьма хватает в любой стране. Штаты немногим лучше. Но я почти не замечаю этого, особенно у нас. Вероятно, просто научился не слышать.

– Завидую. Я так и не научился.

Трамвай бежал вперед, шуршала, слетая с рельса, пыль. Манро кое в чем прав: национализм, политический и культурный, претендующий на роль всеобщей идеологии, отталкивает тех, кого «представляет», не меньше, чем сексисты – братьев или сестер по полу. Горстка людей, говорящая якобы от имени сорока миллионов – или пяти миллиардов, – обязательно получит непропорциональную власть, просто потому, что потребовала.

Каков же выход? Переехать в Безгосударство? Стать асексуалом? Или просто зарыться головой в балканизированный уголок сети и сделать вид, будто тебя ничто не касается?

Манро заметил:

– По мне, так перелета из Сиднея довольно, чтобы обратно не потянуло. Наглядная демонстрация абсурдности национальных границ.

Я сухо рассмеялся.

– Почти. Мелочно мстить восточным тиморцам – понятно: какие гады, столько лет марали нашим деловым партнерам штыки, а теперь имеют наглость подавать на нас в суд. А вот, что с Безгосударством, никак в толк не возьму. Насколько я знаю, ни один из патентов «Ин-Ген-Юити» не принадлежит австралийцам.

– Не принадлежит.

– Так из-за чего сыр-бор? Даже Вашингтон не карает Безгосударство так… заметно.

Манро сказал:

– У меня есть теория.

– Да?

– Подумайте. Какую величайшую ложь внушает себе политически и культурно правящий класс? Где расхождение между воображаемым и реальным сильнее всего? Каковы качества, которыми профессиональный австралиец сильнее всего похваляется и менее всего обладает?

– Если это дешевая фрейдистская шутка, я буду очень разочарован.

– Недоверие к власти. Независимость духа. Нонконформизм. Так что же должно испугать их больше, чем целый остров анархистов?