Интервенция - Алексей Щербаков Страница 35

Точно, с выстрела этого крейсера и начался Октябрьский переворот. Так, может, это и теперь был сигнал?

Далее. Вернемся к Артиллерийскому музею. Насколько Джекоб помнил, там были еще машины более поздних времен. Более сильные и совершенные. Он как-то специально останавливался, заходил, рассматривал. Но пошли только эти. Или не только? И вот еще странность. На том берегу Невы, на Марсовом поле стояли англичане. Туда эти самоходки не пошли. Мало того. Самоходки на полном ходу прошли мимо французов. А пошли бить… Ну, да, а кого должны были бить советские самоходки времен Второй мировой! Но опять незадача…Нет, для выводов мало фактов.

Джекоб связался с Речел, которая по его просьбе, а точнее, приказу, заехала в Артиллерийский музей. В последнее время девица, с чего-то решила, что Джекоб все понимает — бегала за ним как собачка и делала, что он велит.

— Речел? Слушай там стоят во дворе машины?

— Пушки стоят, машины всякие, танки…

— Точно стоят?

— Кроме тех, которые уехали…

Танков, понятное дело, не было в этом музее никогда. Но покажите бабу, которая сможет объяснить, чем танк, отличается от самоходного орудия. Для них это все едино. Но получалось, остальные стоявшие там самоходки не двинулись. В чем разница между ними? Почему одни машины пошли в бой, а другие остались стоять?

А… Остальные машины, те которые остались, были произведены после Второй мировой войны. Но все-таки… По идее, послевоенные машины нацелены были на то, чтобы двинуть на все станы НАТО. А потому могли бы с удовольствием рвануть и подавить англичан и французов. А надо же — стоят смирно. Значит, ключ ко всему — Великая война…

Джекоб слез с сиденья джипа и потащился к ближайшей самоходке, стоявшей с перебитой гусеницей — бронированному сооружению с мощной, внушавшей уважение пушкой. Он даже вспомнил, как зовут этого монстра — СУ-122. Ах, да, в описании к компьютерной игре было сказано, что эту штуку прозвали «зверобоем».

Васька поплелась следом за ним.

Журналист залез на машину, заглянул внутрь…

— Неживые и есть, — подала над ухом голос Васька, — я ж говорила… Хотя…

Голос ее изменился, в нем пропала обычная ленивая насмешливость.

— Ты хочешь разобраться? Я, кажется, начинаю врубаться. Залазь, это будет тебе полезно.

Он спустился внутрь. Следом за ним втиснулась девчонка.

— Дай мне одну руку. А другую положи… Ну хоть этот на рычаг.

Джекоб коснулся холодного рычага. И — тут он вдруг увидел!

…Впереди было снежное поле, испятнанное черными дырками воронок. Вдалеке виднелись торчащие из земли печные трубы и покосившийся гриб водокачки. На поле взлетали в воздух комья земли, торчали, понуро уткнув дула пушек в землю, дымящие угловатые танковое коробки грязно-белого цвета. Воздух дрожал от непрерывного, надрывного лязга, воя и грохота. Другие, еще не горящие, белые бронированные коробки перли вперед — а между ними бежали люди в серо-зеленых шинелях.

В самоходке было дымно, едко пахло порохом. Наводчик, молодой парень, у которого на потный лоб из-под сдвинутого набок шлема налипли мокрые русые пряди, оскалив зубы, прильнул к прицелу, и бешено крутил маховик. И Джекоб чувствовал, что ствол калибром сто двадцать два миллиметра медленно, но неуклонно полз, в сторону длинноствольного «Тигра», который неосторожно подставил свой борт. Оскал танкиста был оскалом смерти — для тех, в «Тигре».

Но главное было даже не это. Джекоб почувствовал ненависть, сидящую в этом парне — бешеную черную ненависть. Когда уже все равно — умрешь ты минутой позже или нет. Когда главное — уничтожить вот этого, с крестами…

И вот оно! Грохнул выстрел — над мотором «Тигра» метнулось рыжее пламя. Потянулся в небо черный дым — и из башни стали вылезать люди в черной форме. Тут затявкал пулемет «зверобоя». Двое из тех, вылезших, свалились сразу. Третий сумел отбежать немного — но и его догнали пули. Еще один — он сумел забиться в какую-то складку местности — но пулемет упорно сандалил туда, где он укрылся. Судя по всему, от немецкого танкиста осталась лишь кровавая каша…

Джекоб вылез и вытер холодный пот. Да, если бы сегодняшние русские были такими как те парни — хрен бы силы НАТО тут прохлаждались.

Васька извлекла откуда-то бутылку виски и сделала глоток и передала Джекобу.

— Прими. Сейчас полезно.

— Ты… Видела?

— Да уж. Воевали наши конкретно. Я догадывалась, что они там на войне не цветочки собирали, но увидеть — это другое дело.

Журналист удивился. Васька, кажется, была и сама ошарашена тем, что увидела.

Ну, что ж, теперь хоть это становилось ясно. Это были мертвые машины. Как и те, что стояли рядом. Но что делали на тех, послевоенных? Крепкие веселые русские парни получили большие железные игрушки и гоняли на них по полигонам. Как и другие парни — по ту сторону океана. Конечно, предполагалось, что, возможно, придется и повоевать. Но вечером солдат ждал ужин и самоволка к бабам. А вот на этих самоходках шли иные люди. Они шли убивать и умирать. Самоходки это запомнили. И когда кто-то дал команду «фас!» — машины рванули. Они были неживые. Но помнили — кто их враг. Нашли его, почуяли. И уничтожили — всех, до кого сумели дотянуться.

От размышлений его оторвал голос Васьки:

— Знаешь, я тут подумала: а вы, ребята, сдается мне, круто попали…