Большая охота - Андрей Мартьянов Страница 35

К сожалению, Беренгария не могла взглянуть на устроительницу торжества, свою высокородную свекровь, вдовствующую королеву Элеонору Аквитанскую – та со своей свитой расположилась позади молодоженов. Однако наваррка догадывалась, о чем сейчас размышляет пухленькая цветущая старушка, чей наряд может поспорить яркостью с павлиньим оперением, а драгоценностей хватит на процветающую лавку. Элеонора добилась желаемого: ее буйный сыночек смирился после полученной от сицилийцев оплеухи, и теперь покорно подставляет шею под супружеское ярмо. А она, Беренгария, по мысли Элеоноры, должна быть просто счастлива – пусть из Ричарда вряд ли получится хороший супруг, зато его жена становится английской королевой.

Согласно течению церемонии, из-за алтаря выпорхнул серафического облика отрок в белом одеянии, несущий золотое блюдо с двумя обручальными кольцами. Вчера, при обсуждении свадебных торжеств, Ричард заикнулся было о желании доверить кольца своему сердечному другу, шевалье де Борну, но под испепеляющим взглядом матушки быстро сник. Вынос блюда поручили одному из многочисленных родственников сицилийского короля Танкреда Гискара, оказав таким образом любезность хозяину острова. Ричард ограничился тем, что буркнул: «Уронит тарелку – пусть пеняет на себя».

Мальчишка, однако, пока справлялся безукоризненно. В нужный момент подсунул драгоценную ношу под иссохшую длань Папы для благословения и скромно занял положенное место перед брачующимися.

«Может, зря я не согласилась? – вопрошала себя Беренгария, пока Ричард не слишком ловко украшал ее безымянный пальчик вычурным золотым перстнем с аметистом, символом верности. – Может, Хайме был прав и нам стоило бежать? В Византию, в Галич, в эту, пропади она пропадом, Исландию? Но как бы мы покинули Сицилию – так, чтобы нас никто не узнал? На какие средства бы жили? Мадам Элеонора ни за что не простила бы такого оскорбления. Наша жизнь превратилась бы в затянувшееся бегство двух бесприютных странников – до того дня, пока нас бы не настигли. Ты сама настрого запретила Хайме вести любые разговоры о побеге, заявила, что нужно смириться, что ты непременно отыщешь какой-нибудь выход…»

Транкавеля-младшего на церемонии не было. Как здраво рассудила Беренгария, незачем им обоим лишний раз растравлять себе душу. Она исполнит все, что положено благонравной невесте: постоит у алтаря, внимая проповеди, скромно поцелуется со своим мужем, пройдет рука об руку с ним по широкому проходу к вратам собора и будет улыбаться тем, кто пришел на ее свадьбу, знакомым и незнакомым, простолюдинам и благородным дворянам. Никто не сможет упрекнуть ее в том, что она пренебрегла своим долгом. Она будет улыбаться, хотя у нее уже скулы сводит от этого красочного балагана и от внезапно нахлынувшей тоски по дому.

– Слава невесте! Да здравствует наш король! Долгих лет королеве Элеоноре!.. К Святой Земле!.. Хвала Господу!.. Да славится наша госпожа Беренгария!..

Трещали на свежем ветру флаги. Ревели трубы, содрогалась под ударами палок козлиная кожа барабанов, трезвонили церковные колокола. Кивали мачтами скопившиеся в гавани корабли. Взлетали в воздух мелкие монеты, горсти проса и розовые лепестки, коими щедро осыпали новобрачных. Орали зеваки и гости, тщетно стремясь перекричать друг друга.

Беренгария, дочь наваррского короля Санчо Мудрого, ехала рядом со своим мужем, лучезарно улыбаясь всем и никому.

Пестрая кавалькада сверкающей нитью протянулась через всю Мессину, устремившись от соборной площади к городским воротам. Танкред Гискар предлагал устроить торжества во дворце сицилийских королей – в знак примирения и прощения былых обид – но Ричард презрительно фыркнул, заявив, что не нуждается в подачках. Элеонора скорбно возвела очи горе, а празднество с любезными Львиному Сердцу турнирами и роскошным пиром решили устроить за пределами города, в лагере крестоносцев. Танкред в качестве любезности пожертвовал на торжество изрядную долю взятой на алжирском побережье добычи.

«Святая дева, подскажи, вразуми – что мне делать? – наваррка редко обращалась с молитвами к своей небесной покровительнице, но сегодня выпал именно такой день. – Я всего лишь обычная смертная, и я совсем запуталась. Я не хочу этого брака, не хочу английской короны, не хочу сомнительной чести быть женой Львиного Сердца. Не желаю изыскивать способы, как бы поскорее затащить его на супружеское ложе, чтобы мое будущее дитя не прослыло незаконнорожденным! Мне так немного надо от жизни – быть вместе с Хайме. Чтобы мир оставил нас в покое, забыл о нашем существовании. Только и всего. Пожалуйста, прошу тебя, умоляю – помоги мне вырваться из этого круга! Направь меня своей мудростью, удели мне частичку своей благодати!»

Пребывающая в Раю святая великомученица Беренгария отмалчивалась. То ли была занята более важными делами, то ли не услышала своей подопечной, то ли сочла, что принцесса вполне обойдется собственными силами и своим умом. Беренгария чувствовала, что вот-вот разрыдается от жалости к себе – все ее покинули, даже заоблачная хранительница. Новоиспеченный муж удостоил косого взгляда и пары вымученных куртуазных фраз, свекровь наверняка считает красивой куклой, годной только исполнять порученное, друзья заняты своими хлопотами… Впрочем, откуда у принцессы – нет, теперь уже королевы – возьмутся друзья? У нее только верные подданные.

Окончательно впавшая в грех уныния Беренгария не сразу заметила, что в ликующий приветственный рев скопившейся на широкой набережной толпы, состоявшей из горожан и крестоносцев английской и французской армий, вплелись новые, тревожные нотки. Обеспокоенные крики становились все громче и пронзительнее, сопровождаясь нарастающим громким треском и запахом паленого дерева. Зеваки, утратив интерес к свадебному кортежу, заозирались по сторонам, выискивая причину волнений. Недоумевающая Беренгария, поддавшись общему настроению, тоже завертела головой по сторонам, и, не удержавшись, ахнула.

– Гавань!.. в гавани!.. – к счастью, когда дело не касалось политических игрищ либо же устроения интриги, Ричарду не требовалось ничего повторять дважды.

Благочинное продвижение кавалькады окончательно смешалось. Задние ряды наступали на остановившиеся передние, ржали лошади, где-то истошно завизжала женщина. Английский король, позабыв о молодой жене, направил коня прямо в волнующуюся толпу, громко призывая к себе соратников. Элеонору и ее маленькую свиту оттерли в сторону, и Беренгария, нещадно дергая поводья своей смирной кобылки, еле сумела пробиться к старой даме – несмотря ни на что, не потерявшей присутствия духа.

Над небольшой мессинской гаванью, до отказа заполненной стоявшими едва ли не борт к борту доброй сотней кораблей, поднимался черный дым, подсвеченный изнутри жирными сполохами оранжевого пламени. Флот, с такими затратами нанятый у корабельщиков Генуи, Венеции и Неаполя, чтобы перевести крестоносное воинство к берегам Святой Земли, надежда крестоносцев – флот горел. Над белыми барашками волн летели черные хлопья пепла, на каком-то судне с грохотом обрушилась за борт мачта, на причалах, усиливаясь с каждым мгновением, клокотала бестолковая крикливая суета.

* * *

Несколькими часами ранее, когда церемония торжественного венчания в храме святого Сальватора только началась, по набережной мессинской гавани бодро шагал, навевая себе под нос, молодой человек. Ничем особо примечательным он не отличался – среднего роста, темные волосы до неприличия коротко подстрижены, скуластая физиономия выражает жизнерадостное ехидство, светло-карие глаза прищурены от солнечных бликов на воде. Чьим вассалом являлся сей представитель рода человеческого или к какому сословию принадлежал, сказать было затруднительно – добротный, но неприметный костюм не украшался никакими гербами или символами.