Ведьмак - Виталий Гладкий Страница 35

Стоп, стоп! От волнения мой организм тут же нагрелся градуса на два, и окуляр бинокля мгновенно запотел.

Я достал носовой платок, протер линзы, и уже совершенно спокойно и сосредоточенно начал вглядываться в даль.

Черные явно что-то искали. Это и козе понятно. Я даже догадывался, что именно. Наверное, у них появилась какая-то карта, где место захоронения древнего клада обозначено крестиком.

Таких карт во все времена хватало. Так же, как и кладоискателей. Тяга человечества к халяве неизбывна и постоянна, практически вечна, как смена дня и ночи.

Если когда-то и было здесь что-то спрятано, то сейчас оно покоится под двух или трехметровым слоем грязи. Найти что-либо эдакое в Пимкином болоте, это все равно, что откопать какой-нибудь древнегреческий город на дне Черного моря.

В свое время я читал, что некоторые греческие колонии в Крыму, сиречь Таврике, поглотила пучина, и бедные греки разбрелись по всему Таманскому полуострову и даже добрались до Шепетовки, где и поныне живут, припеваючи.

Им даже маслины теперь до лампочки; они возлюбили украинское сало, а вместо разбавленного по древнему обычаю сухого вина пьют крепкий и жгучий, как огонь, самогон, после которого не страшны никакие катаклизмы. Чему можно только позавидовать.

Но черные – пехота – меня особо не занимали. Мое внимание привлекала фигура, которая резко отличалась от остальных. Их командир.

Нет, это не был пахан-черноризец. Начальник воронья не такой дурак, чтобы бродить по колени в грязи, а иногда и проваливаться в трясину по горло. Он сейчас, наверное, чаи гоняет и строит всякие злокозненные планы.

Это был человек чуть выше среднего роста, одетый в обычную ветровку и резиновые сапоги-«болотки», которые защищали от воды весь низ до пояса. Лицо человека ничем было не примечательно, ну разве что его черты казались чересчур резкими, будто их кто-то вырезал ножом из крепкого пня и не зашкурил острые углы.

Но это лицо мне было знакомо. Ух ты! Никогда бы не подумал, что встречу это хмыря здесь, на болоте. Нет, брат, лягушками для французов тут явно не пахнет…

Вместе с черноризцами по болоту шагал холодноглазый янки, с которым я столкнулся у Венедикта и который ехал вместе со мной на электричке. Он держался несколько позади всех. Его лицо было хмурым и озабоченным.

Еще бы – шастать по территории бывшего главного противника в «холодной» войне, так сказать, в глубоком тылу, и явно без соответствующего разрешения, это не матрешки на Тверской покупать.

Что он здесь ищет? Как вышел на сектантов? И почему командует этим черным сбродом? Вопросы, которые должен задавать янки следователь госбезопасности, роились в моей голове, словно зеленые мухи над навозной кучей.

– Что случилось? – встревожился Зосима.

Наверное, у меня сильно изменилось выражение лица, и не в лучшую, приятную, сторону.

– Кореша одного узнал… – процедил я сквозь зубы.

Я решил перед Зосимой не темнить. Он кадр надежный, испытанный.

– Что, очень нехороший человек?

– Не то слово. Не наш человек.

– Это как?

– Американец.

– Дык, они сейчас с нами, вроде, вась-вась. Сам слышал по радио.

– Тебе когда-нибудь приходилось кабанчика колоть?

– Спрашиваешь… А то как же. Много раз. Когда-то у меня даже была свиноматка. Восьмерых привела. И почти все кабанчики. Сразу раскупили.

– Ты что, в лес, на охоту, ее брал?

– Почему на охоту? В сарае жила.

– А кормил ее кто? Ты ведь из лесу неделями не выползал.

– Ну, это было, когда мы с Фроськой жили. Она с ней занималась.

– Фроська, это вторая жена?

– Нет, третья, последняя. Хорошая была баба, но трепливая. Как начнет языком чесать, хоть уши затыкай. Никакого сладу.

– Надо было затыкать.

– А я так и делал. Ватой и воском.

– Потому, наверное, так долго с ней и прожил. Если я не забыл, кажись, восемь лет?

– Угу. Нет, не потому. Она обещалась от меня забеременеть. Вот я и терпел, сколько мог. Старался ей угодить. Да что-то у нас не получилось. А уехала в город, и там с каким-то мужиком двоих привела. Наверное, в городе климат другой, для баб пользительный. Так что ты там насчет кабанчика говорил?

– Прежде чем его зарезать, хозяин, чтобы успокоить бедную тварь, чешет ей за ухом, дает пожевать что-нибудь вкусненькое и всякие нежные словечки на ухо нашептывает. Тогда кабанчик идет на заклание бестрепетно и не будоражит дурным визгом всю округу.

– Эт да, точно. Свиньи за сутки чуют, что на них ножи точат. А причем тут американцы?

– Они, в общем-то, ни при чем. Хорошие люди. Обычные. Живут такими же заботами, как и мы. Но среди них есть некоторые штатские (да и при погонах тоже) хуже змей подколодных. Спят и видят, как въезжают в Москву на белом коне. Одной рукой нам уши чешут, а другой приноравливаются нож всадить под сердце в самый неподходящий для нас момент. Большой политик, как говаривал царь Петруха Первый.

– Все на нас лезут, лезут… Не хочу больше войны. Насмотрелся.

– А кто хочет? Иракские дети, на которых сейчас дядюшка Сэм бомбы сыплет вместо гостинцев к байраму?

– Да-а, дела… Помереть спокойно не дадут.

– Подожди до две тысячи четырнадцатого года. Уйдем в преисподнюю вместе с американцами, чтобы веселей было. У них много золота и долларов, а у нас будет водочка, сальцо со ржаным хлебом и грибочки маринованные. Вот тогда мы и оттянемся на всю катушку. За все сразу. На золото в аду разве что смолы можно будет купить побольше, да дровишек пожарче. Вот тогда богатые янки и попляшут. Хрен мы им хоть кусочек дадим.

– Типун тебе на язык! Не надо нам четырнадцатого года. Людей жалко.

– И то правда. Особенно наших, российских. Им столько всего довелось вынести за свою тысячелетнюю историю, что, пожалуй, нужно их отправлять прямиком в рай, минуя чистилище. В аду они уже пожили. Да и сейчас многие там живут. Но это, так сказать, отступление. Вернемся к нашим черным тараканам. Вон они шагают, зловредные насекомые. А ведет их козел, да не простой, а заграничный. Что он забыл в этой тине и омутах?

– Да, место там топкое…

– Вот-вот. Не думаю, чтобы в древние времена нашелся дурак, способный спрятать свои сокровища в болоте. Впрочем, возможно и тогда водились глупые Буратины, считающие, что на поле дураков запросто может вырасти большое денежное дерево, если зарыть в землю сундук с золотыми монетами.

– Говаривали старики, что иногда над болотом появлялись огненные шары, а затем падали. Где шар упал, там открывается рудная жила. Золотая. Не надолго – на неделю, две. Но в этот момент золото можно было грести лопатой. Многие обогатились.