Карлики - Максим Дегтярев Страница 35

— Да так, знакомый один… Не важно…

— Какой знакомый? — раздалось из прихожей. За болтовней я не услышал, как вернулась Татьяна. Так или иначе, но ее приход дал повод сойти со скользкой темы.

— Как ты тихо вошла, а Стас уже пришел, мы тут беседуем без тебя, — проговорил я скороговоркой, знаками показывая Стасу, чтоб тот спрятал банки. Он так и не придумал, куда их деть, поэтому, войдя в комнату, Татьяна застала его стоящим в глубоком раздумье, с банками в руках. Пойманный с поличным, он страшно смутился и взглядом стал искать поддержки у меня. Но я уже твердо решил всю вину свалить на него, и помощи от меня ему ждать не следовало.

— Стас, как тебе не стыдно! Я же просила! — накинулась на него Татьяна, — ну ни в чем нельзя на тебя положиться!

— Я… я больше не буду, — пообещал Стас.

— Не буду… уже приняли, значит, — продолжала она возмущаться. Я стал ее успокаивать:

— Да ладно тебе, мы ведь так только, за встречу, за скорое выздоровление.

— А ты… а ты марш готовить еду для гостей, они вот-вот придут, — наказание для меня оказалось не столь суровым, как я ожидал. Из ее слов следовало, что Стас на гостя не тянул.

Кроме него мы ожидали еще троих. Первой пришла лучшая Татьянина подруга Маргарита (для друзей — Марго). Они вместе учились на историческом. Про Марго всем известно, что она жуткая спорщица и болтушка, но вот касательно ее личной жизни, а в особенности, касательно роли Стаса в этой самой личной жизни, известно мало. Следом за Маргаритой пришла парочка Татьяниных коллег — Йохан и Ванда.

Ванда — очаровательное маленькое существо с огромными, удивленно смотрящими на мир, голубыми глазами. В этом мире, наибольшего восхищения достоин, разумеется, Йохан, поэтому Ванда смотрит ему в рот, даже когда тот ест. О характере их взаимоотношений я мог лишь догадываться, но там тоже, видно, не так все просто, поскольку весь вечер Йохан то пододвигался к Ванде на то минимально расстояние, когда пора начинать есть из одной тарелки, то, наоборот, отодвигался, едва не садясь Стасу на колени — все трое ютились на коротком диванчике. Вновь прибывшие, как и Стас, пришли не с пустыми руками, и Татьяна постепенно смирилась с изобилием напитков на столе.

Йохан — из нас самый старший, в его волосах уже появилась седина, но ее было ровно столько, сколько требуется, чтобы женщины считали ее признаком зрелости, но не старости. Держался он солидно — так, как и подобает вести себя руководителю исследовательской группы, куда входили все, кроме меня. Таким образом, я оказался в подавляющем меньшинстве, но это меня только радовало, поскольку привлекать к себе внимание мне никак не хотелось. К тому же, все понимающая Татьяна в корне пресекала любую попытку гостей заставить меня рассказать о моих приключениях, или, лучше сказать, злоключениях, так что, вопреки ожиданиям, мне не пришлось по этому поводу напрягаться. Татьяна и гости болтали, главным образом, об экспедиции на Сапфо. Экспедиция прошла не слишком удачно, поскольку никаких следов фаонских сапиенсов они не обнаружили.

— Словно чисто-чисто за собой убрали, — эмоционально рассказывала Ванда, — знаете, такое ведь часто с нами бывает, когда знаешь, что кто-то чужой был в твоем доме, но никаких следов нет. И непонятно, откуда это чувство…, интуиция, что ли — не знаю, как назвать… Я читала, что когда люди впервые высадились на Фаоне, на Оркусе, и на других землеподобных планетах, то они испытали тоже самое ощущение — будто вот только что кто-то здесь был, но исчез бесследно прямо перед прибытием землян. Просто мистика какая-то!

— Мистика тут не причем, существуют методы, как отличить природные явления от следов деятельности разумных существ, — возразил Йохан.

— Ага, как раз до вашего прихода, я рассказывал Федру про один из таких методов, — про тот, что основан на модели рефлексирующего сознания.

Я так и думал, что Стас не удержится — ведь я же просил его не трепаться. Я пнул его под столом ногой; Стас замолчал, но ненадолго.

— Вы собираетесь писать об этом в своем журнале? — спросил Йохан настолько серьезно, что я понял: можно отвечать что угодно — он, все равно, читать станет.

— Пока не знаю, посмотрим…

— А что за моделирование такое, расскажите, — Марго почуяла, что, наконец, есть о чем поспорить. Стас, который уже потренировался на мне, начал довольно складно объяснять, но Марго его остановила:

— А, точно-точно, это мы на прикладной психологии приходили, помнишь, Тань?

Татьяна не помнила. Марго это не обескуражило:

— Я лично считаю, что всякое такое моделирование — это пифагорейство в чистом виде — «числа правят миром», фу, скучно и бесполезно. А бесполезно, потому что мыслим-то мы на языке, а язык наш совсем никудышный — к примеру, на нем нельзя толком объяснить, что мы считаем истинным, а что — ложным. Имея под рукой только такой убогонький язык, как ты сможешь описать принципы мышления, то есть принципы самого этого языка?

— А на каком языке, позволь спросить, ты только что изъяснялась? — нашелся Стас, — если никакое суждение о мышлении не может быть истинным, то и твое в том числе.

— Твоей теории от этого не легче, — отбила мяч Марго и злорадно хихикнула: — Человек никогда не сможет понять самого себя, как нельзя деревяшку перепилить такой же деревяшкой.

— От чего же, можно, — Йохан пришел на помощь Стасу, — только они обе при этом сотрутся. Обе — и одновременно. Боюсь, именно, две трущиеся друг о друга деревяшки и моделируют процесс познания. Познание как способ самоуничтожения.

Выходит, он вовсе не собирался заступаться за Стаса.

— Вот уж угораздило нарваться на двух агностиков, — возмутился последний, — от трения, между прочим, еще и огонь бывает…

— И Йохан о том же, — Марго не дала ему закончить мысль, — смерть в огне, чего ж хорошего?

Стасу теперь отбивался от двоих:

— Нет, вы не поняли, огонь здесь символизирует плоды познания. А они есть!

— Ну и какие же, перечисли, — не унималась Марго. Исключительно из чувства противоречия.

У Стаса дыхание перехватило от возмущения. И, как неопытный игрок, ударил сразу козырем:

— Канал, например. Или он тебя не устраивает?

— Фу, тоже мне, удивил. При чем тут познание-то? Канал — это, можно сказать, подарок судьбы. Пространственная неоднородность, волею случая возникшая недалеко от солнечной системы. Тау-лептонные мембраны, дескать, слиплись. Как насмешка. Эй, люди, хотели попутешествовать, пожалуйста, извольте, но далеко не уходите, — не положено. По сравнению с размерами нашей галактики, не говоря уже об обозримой части Вселенной, твой Канал — что песчинка, нет, молекула, в Южном Океане. Тоже мне, квутцат ха дерех нашел!

Марго было не остановить. Выручил, как всегда, Йохан:

— Погоди, не гони так. Канал, разумеется, не подарок. То есть в прямом смысле — не подарок. Подарки раздают намеренно и добровольно. Мне он напоминает, скорее, результат чьей-то беспечности. А мы его присвоили как трофей, хотя вряд ли он предначен именно нам. Канал — это такая щелочка в неплотно прикрытой двери. Настолько узкая, что и подглядеть-то толком в нее нельзя, она лишь указывает, что дверь именно тут. Как будто те, кого мы ищем, вышли через эту дверь, но закрыть за собою, как следует — не удосужились. Мы мечемся от планеты к планете, застаем чисто убранные помещения — и только. Странно все это, определенно странно…