Ветлужская Правда - Андрей Архипов Страница 35

– И что, вы так ничего и не выяснили? – Ветлужский полусотник беззастенчиво перебил мысли Бикташа, заставив его прислушаться к продолжающемуся уже несколько минут разговору. – Хотя бы примерно!

– Главное, что мы его спасли, – с пылом возразил ему лекарь. – Рвотой и питьем! Питьем и рвотой! Вовремя Вовка с мылом подсуетился!

– Это все хорошо, но нам нужно знать, что случилось!

– Ну… я могу только предположить! На растительные яды это не очень похоже, так что, скорее всего, во всем виноваты металлы, например мышьяк! Но он, как говорит Юсуф, вызывает симптомы, напоминающие холеру! А у Алтыша совсем другие, хотя ржавчину в качестве противоядия мы на всякий случай запасли! Тело у него опухло, язык закаменел, живот вздулся, отходы жизнедеятельности… В общем, по малой нужде он все-таки сходил, и это говорит о том, что какой-то прогресс есть! Да и судороги уже с час не повторяются!

– Говоришь, металл?

– Ну периодическую таблицу мы еще не восстановили, но… вроде бы мышьяк очень близок к ним. – Лекарь помялся, взглянул на «монаха» и изложил еще одну версию событий: – Еще Григорий говорит, что Алтыш помогал ему печатные буквы шлифовать, почти всю грязную работу на себя взял… Если он отравился свинцом, то можно попробовать поить его свежим соком полевого хвоща, однако в любом случае здоровьем он блистать больше не будет!

– Алтыш? Ему же вернули оружие… Сам подумай, какой воин станет после этого заниматься таким непотребным, по его мнению, делом?! – Полусотник перехватил утвердительный кивок молчаливого собеседника в черном и вынужденно признал: – Значит, понравилось ему на пилораме делом заниматься… Что еще, Григорий?

– Мне кажется… – неуверенно начал тот, – что у него уже что-то болело, поскольку он часто морщился, хотя и не признавался ни в чем! Зато соскобленный оловянный… э-э-э… свинцовый порошок забирал с собой до последней крошки, хотя я и передавал ему предупреждение лекаря насчет вреда сего металла.

– А зачем он его брал? – недоуменно пожал плечами полусотник. – Может, для грузил? Но вроде в любви к рыбалке замечен не был… В любом случае, если он его не жрал горстями, то ничего страшного с ним бы не случилось! Насколько я помню, этот металл действует на организм постепенно! Взять тот же Рим! Свинцовые трубы, используемые ромейцами для воды, привели к массовому бесплодию, люди просто теряли возможность зачать детей! Однако никто с заворотом кишок или судорогами не валялся от этого!

– Гхм… – неожиданно для себя вмешался в разговор Бикташ, не обращая внимания на изумленные взоры собеседников, обнаруживших рядом с собой «говорящую мебель». – Вы не про олово ли говорите, свинцом его называя? Так в вино он его добавлял, для сладости! У ромейцев только так и делают, без этого их кислятину пить невозможно!

– Точно! – вскинулся Григорий, заехав себе ладонью в лоб. – Я же знал! В ромейских странах виноградный сок уваривают в сироп именно в свинцовых сосудах! А иногда при брожении вина даже опускают туда свинцовые гири, поскольку они эту сладость и придают! А Алтыш вместе с новгородцем в последнее время что только не пили, так что когда этот ваш булгарец влил в него целый бурдюк со свинцовым напитком… хм. Иван, что с тобой?

Мелко сотрясаясь от хохота, полусотник пытался удержаться на стуле, неудержимо сползая под стол и пытаясь что-то сказать.

– Ой, грех-то какой…

Звучная затрещина прозвучала как щелчок спущенной тетивы, заставив половину присутствующих вскочить на ноги и схватиться за оружие. Даже Бикташ поймал себя на том, что стоит и пытается схватиться за рукоять отсутствующего меча, одновременно оглядываясь на дверь в бесплодных попытках улизнуть из дома, пока тут не закончится резня. А что могло быть еще? Даже другу такой поступок спускать нельзя, иначе все остальные поймут, что с обиженным могут поступать точно так же. Однако полусотник на такое оскорбление отреагировал почти спокойно: лишь окинул лекаря долгим взглядом и стал вытирать выступившие на глазах слезы.

– Может, ты и прав, Слава, что привел меня в чувство! А то получается, что люди при смерти, а я над ними потешаюсь. Но как подумаю, что с ними сделает Свара после выздоровления… Ведь они наверняка и его угощали, а он к своей потенции, то бишь к будущим детям очень трепетно относится!

На этот раз заулыбались все. Даже Юсуф несмело стер на своем челе печать изумления и чему-то криво ухмыльнулся. Бикташу на миг показалось, что мир вокруг сошел с ума, и дело даже не в том, что в этом месте воины не собирают кровь за нанесенные обиды. В конце концов, лекарь может иметь немалый статус в обществе ульчийцев, а если он еще и волхв… Сотник просто не понимал, что происходит, и оставаться в этом месте ему не хотелось.

– Что обо мне скажешь?! – Бикташ положил ладони на стол в знак мирности своих намерений, однако голос его звучал достаточно жестко. – Решай, Иван, какой выкуп потребуешь за моих воев, если уж наша кровь тебе не нужна, и посылай гонцов к Масгуту. Раз проступка за потраву буртасца на нем нет, то самое время перед ним за свой поклеп повиниться. А потом можешь про меня словечко молвить и даже передать из рук в руки, виру спросив за то, что к тебе в гости зашел…

– Угу, угу… – Ветлужец прищурился и ехидно процедил: – Платная доставка непрошеных гостей в любой район Поветлужья, особо настырных перевозим вперед ногами!

– Смейся, смейся, пока живой! Одно скажу, пусть и во вред себе… Даже если ты возьмешь малую виру, это никак не скажется на твоем положении осенью! Мы придем!

– Знаю! – мгновенно посерьезнел его собеседник. – Поэтому и хотел с тобой поговорить, после чего ты можешь невозбранно уйти. Мои люди даже отвезут тебя до вашего лагеря, где и отдадут оружие…

– Вместе с ними мне лучше не показываться на глаза наместнику, хотя мои вои и будут молчать обо всем. Но что ты попросишь за нашу свободу?

– Хорошо, высадим тебя чуть ниже по течению. А что попрошу… Перейти на нашу сторону или купить твою лояльность я не предлагаю, поскольку от присяги тебя избавить не могу. Кроме того, у наместника и без твоей сотни найдется кому воевать…

Бикташ удовлетворенно кивнул, поскольку собеседник начал говорить уже вполне здравые вещи, и стал ловить каждое слово о своей участи.

– Однако… – Ветлужец на мгновение задумался и неожиданно заговорил совсем о другом: – На моей родине есть такое понятие… финно-угорские народы. Насколько я помню, сюда причисляют и наших отяков, и мордву, и мерю, и даже черемисов, хотя у тех и полуденной крови немало. Про твое племя и упоминать не стоит, название говорит само за себя: угры! Признаюсь тебе, что и сам я отчасти этих корней, так что имею право говорить о таких вещах… Все мы близкие друг другу люди. Гораздо ближе, чем те же булгарцы или даже русы!

– Дальнее родство в таких делах лишь малый помощник, – осторожно возразил Бикташ, не став повторяться про уже упомянутую ветлужцем клятву верности. – Да и не только отяки у вас в племени. Если делу подмога, то родство припомнят, а если нет, то…

– Не трогайте женщин, стариков и детей! – прервал его полусотник. – А если случится так, что они попадут в полон, то всех берите к себе как часть воинской добычи и не давайте уничтожать немощных, которые не смогут вынести дальнего пути! Сошлитесь на родство, вы же среди отяков всю жизнь живете! А мы выкупим всех! Это единственная просьба, остальное к ней лишь присказкой будет…