Комонс II. Игра по чужим правилам - Борис Батыршин Страница 35

– Жаль. А то, как бы хорошо: отыскать эту самую „Линию Девять“ с помощью КГБ и расспросить: что это за игры он тут затеял? И, кстати… – Серёга щелкнул пальцами. – захоронки-то он зачем обчищал?

– Это как раз проще всего. Здесь ему тоже пришлось поначалу действовать в одиночку – особенно, когда выяснилось, что наши разгромили группу Десантников-наблюдателей, тех, что устроили нападение на дачу. И когда понадобились деньги, решил воспользоваться приготовленными для меня захоронками – он-то наверняка о них знал.

– Логично. – Аст несколько раз подряд кивнул. – И после всего этого ты ему доверяешь?

– Приходится. В конце концов, если бы не его помощь – меня бы здесь вообще не было. Да, у него есть свой план – ну так даже инопланетяне не настолько глупы, чтобы действовать, исходя из чистого альтруизма. В любом случае, пока он на нашей стороне.

– Ты в этом уверен? Вот совсем?

– Не вполне. – честно отвечаю. – Единственный аргумент, который у меня есть, я уже привёл: без помощи „Линии Девять“, или „шефа“, называй, как хочешь, мы вообще ничего не смогли бы сделать. И если у него есть в этом деле свой расчёт – придётся с этим смирится. Пока, во всяком случае. А там, как говорят в Одессе, будем посмотреть.

– А записка? Расскажешь о ней генералу?

Я помолчал.

– Не знаю. Вряд ли. Понимаешь, если я прав – то очень уж нелогично этот Пришелец действует. Сначала помогает отправить меня в прошлое, а потом принимается пакостить по мелочам: нападения эти идиотские, похищение Виктора… А теперь записка, фактически – предложение выйти на связь. Нет уж, пока сам не пойму, что ему от меня надо – никому говорить не буду. И ты молчи, договорились?

Аст неуверенно кивнул.

– Тебе виднее, конечно. Но я бы на твоём месте всё-таки рассказал. Сам же говоришь: ничего не понятно, а у генерала опыт… Вместе бы и разобрались.

– Опыт, говоришь? – я насмешливо щурюсь. – И много у него и его коллег-чекистов опыта по части борьбы с Пришельцами-инопланетянами? С такими, что могут подчинять чужое сознание и перебрасывать его в прошлое? Я как раз их опыта больше всего и опасаюсь – начнут действовать, как привыкли у себя, в КГБ, наломают дров…

– А ты, значит, не наломаешь?

– Я, во всяком, случае, сначала постараюсь во всём разобраться, прежде чем делать резкие движения. Но в одном ты прав – кое-кому сказать всё же придётся.

– Кому? – Серёга аж подпрыгнул. – Карменсите? Толику? Миладке? Так ведь она…

– Виктору, разумеется. Он – единственный человек, который может знать что-то, способное нам помочь. А значит, без него нам никак не обойтись. К тому же, он полностью доверяет только нам двоим, и если попросим – он нас генералу не сдаст. Во всяком случае, пока.

– Ну, хорошо, Виктору, так Виктору. – Аст хлопнул ладонью по баранке. – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Но учти, если что – я сразу к генералу, и тогда разбирайся с ним, конспиратор хренов!

– Завистовано! – с облегчением улыбаюсь. Похоже, мне удалось его убедить. – Но и ты сначала думай, прежде, чем болтать. Такие уж наши игры – по краю ходим, по самому лезвию. И ладно бы, мы одни – а то ведь, всё человечество вместе с нами, хотя оно об этом и не догадывается…

– Человечество? – Аст иронически хмыкнул. – Слушай, Бабай, а тебе никогда не говорили, что ты страдаешь манией величия?

– Ещё как говорили! – соглашаюсь. – Одна только ошибочка: я ею не страдаю, я ею наслаждаюсь!

От жизнерадостного хохота в две молодые глотки „Нива“ закачалась на амортизаторах, стёкла приткнувшейся стоящей по соседству телефонной будки задребезжали, а воробьи, устроившиеся на ночь в большом кусте акации, снялись и шумной стайкой унеслись в ночь.

…не-е-ет, товарищи дорогие, мы ещё побарахтаемся – и пофиг дым, комонсы там, или где…

1979 г., 31 августа,

Москва,

Последний день лета.

Женьке было безумно, до слёз жаль родителей. Особенно маму – он видел, с каким горестным недоумением смотрела она на сына, вдруг ставшего совсем другим. Погладила его по щеке, прошептала – „как же ты изменился, сынок, совсем взрослый…“ но ни обнять, ни поцеловать даже попытки не сделала. Конечно, мать с отцом ничего не знали о двойной сущности, сидящей у него внутри. Им вполне хватило разговора с дядей Костей, когда тот ненавязчиво дал понять, что у Женьки теперь своя дорога, и пытаться сбить его с неё – занятие пустое, бесперспективное, а пожалуй, что и вредное.

Женька изо всех сил старался придерживать „Второго“, когда оставался с родителями, уберегать их от слишком уж сильных потрясений. „Второй“ недовольно бухтел, но мирился – тоже всё понял. И всё же, перемены, произошедшие с сыном, были слишком сильны, слишком внезапны, чтобы объяснить их обычным эффектом переходного возраста…

Женька и внешне изменился – сильно раздался в плечах, да и в рост вымахал, почти сравнявшись с отцом. Продавщица в секции школьной формы долго перебирала в развешанные на длиннющей никелированной трубе мальчуковые тёмно-синие костюмы, прежде чем подобрала подходящий.

Вообще-то, он и сам мог сто раз заехать в „Детский Мир“ и купить всё, что нужно для школы – и деньги, и время для этого были. Не хотелось нарушать сложившуюся семейную традицию, согласно которой родители берут в один из последних дней лета отгулы, и втроём они отправляются в главный детский магазин столицы. Отец ставит машину где-нибудь на Кузнецком или в переулках, выходящих на площадь Дзержинского (невероятное дело, удивлялся „Второй“, чтобы здесь – и было свободное место для парковки?), после чего они с мамой шли в „Детский Мир“, а отец отправлялся прогуляться по центру. Занимало это обычно не меньше часа, и встречалась семья уже возле машины, нагруженная свёртками. Далее следовал традиционный визит в „Космос“ (мороженое с вареньем и ореховой крошкой, а как же!) после чего машина выворачивала на улицу Горького и уносила их домой.

Вот и сегодня получилось почти то же самое. Напоследок, Женька попросил мать сделать небольшой крюк и завернуть к отделу „Юный техник“, в нижнем, главном зале детского универмага.

…Это была ностальгия, самая настоящая. Витрины, заставлены сборными моделями: продукция завода „Огонёк“, Т-34, „Потёмкин“ и „Аврора“, яркие коробки ГДРовских моделей самолётов, вертолётов и космических кораблей, безымянная продукция Донецкой фабрики игрушек, в чьих упаковках стыдливо прячутся отливки с закупленных в Англии штампов фирмы „FROG“ – реактивный истребитель „Хантер“, противолодочный вертолёт „Линкс“, рекордный моноплан Чарльза Линдберга „Дух Сент-Луиса“…

Напротив прилавка толкутся озирающиеся коллекционеры разных возрастов – от наших с альтер эго ровесников до взрослых, солидных мужиков. Из рук в руки переходят пластиковые пакеты с модельками и маленькие желтоватые листочки-декали с опознавательными знаками, тактическими номерами и прочими обязательными для любой стендовой модели украшениями. Почему-то, в коробки, предназначенные для продажи внутри страны, их не клали, да и сами коробки не блистали ни яркими красками, ни красотой – не то, что экспортная продукция, выпускающаяся под брендом „NOVO“. Вот они, ранние, романтические годы стендового моделизма…