Колдун со Змеева моря - Анна Гурова Страница 35

– Сказали – лучше от них избавиться, – мрачно ответил Велько. – Они сделаны из плоти искаженного злыми чарами зверя. Как бы несчастье на накликали.

Нежата хмыкнул.

– Мне тоже самое сказали, слово в слово, про чешую. И что делать будем?

Велько промолчал.

– Ага, не хочется от гуслей избавляться, – поддел его брат.

– Еще как не хочется, – кивнул Велько. – Я пока домой ехал, весь извелся… Разве может быть темным то, что рождает светлые песни? Да, я сам знаю, что в них есть колдовская сила. Но разве не очистится через песнь сотворенное из кости проклятого чудовища?

– И я так считаю, брат! – горячо подхватил Нежата. – Как говорится, что с бою взято – то свято! Когда Славуша рассказывала о жертве, я сразу подумал…

Младший близнец вскинул светловолосую голову.

– Да расскажи наконец, что она затевает!

– Скверное дело, братец… Слыхал ли ты про обычай отправлять к Морозко зимнюю хозяюшку?

Велько нахмурился.

– Да, слыхал. На самый Корочун везут на капище старуху с дарами, чтобы она жила в Велесовой избе до самого весеннего открытия Небесных Врат…

– Сказки говорят, раньше девиц возили? – припомнил Велько.

– То в сказках, ну а сейчас Морозко и старуха устроит. В этом году жребий выпал на бабку Богши. А Славуша не хочет ее отдавать…

– Так вот зачем она на капище приходила!

В памяти Велько промелькнул полный недомолвок разговор с девицей, и ее загадочное поведение внезапно стало совершенно ясным.

– Она сама хочет пойти к Велесу в зимние хозяюшки, – выпалил он. – Вместо бабки!

– Уж хочет или нет, не знаю, но точно решилась, – подтвердил Нежата. – Что делать будем, брат?

– Надо остановить ее, что ж еще? И выволочку хорошую устроить, чтобы не пыталась нарушить древний обряд, еще несчастье накличет! С Морозко шутки плохи!

– Шутки, – протянул Нежата. – А я вот как раз кое-что придумал…

– Что ты там задумал? – подозрительно спросил его брат. – Не шути с богами, Нежата! Да еще на солнцеворот!

Нежата отвел взгляд и ухмыльнулся.

– Ладно, ладно. Только, если поедешь девчонку выручать, ничему не удивляйся.

– Мы разве не вместе поедем?

– Давай так – ты вперед, а я – чуть погодя…

* * *

Солнце в тот день почти не появлялось в небе – выглянуло, озарило мир печальным бледным светом, будто зашло проститься, и не затягивая горький миг расставания, исчезло в серых облаках. Краткие сумерки окутали северные земли, и вскоре мир погрузился в непроглядный мрак. Пришли Навьи Ночи.

Лучше в эти ночи не выходить за порог! Ветер воет над лесом, вот только к голосу этого ветра лучше не прислушиваться. Не деревья в лесу трещат – Морозко бьет по ним своим посохом, и они раскалываются от лютой стужи. Люди рассказывают, он в белой шубе, с сивой бородой, взглянет – окоченеешь насмерть. По лесным тропам бродят волки – его верные псы, – и души замерзших охотников. Поэтому добрые люди в Навьи Ночи, как стемнеет, сидят по домам и на двор носа не высовывают. За плотно запертыми ставнями горят свечи, топятся печи, пекутся блины – угощение Хозяину Зверей. Повсюду развешаны пучки горькой пахучей полыни, которой так боятся неупокоенные мертвецы. Женщины месят священное тесто, чтобы поставить в печь первый хлеб будущего года.

В ярко освещенном доме Богши звучат протяжные, торжественные песни. Старая Чаруша, бабушка кормчего, самая старая женщина в слободке, нынче отправляется к Морозко зимней хозяйкой. Когда жребий выпал на бабку, никто даже особенно и не удивился – кого же еще отсылать в лес с поминальными блинами и сладкой кашей? Чаруше за восемьдесят лет, ветхое, иссохшее тело почти не служит ей. Древняя старушка не спорит со своей судьбой.

– По дому от меня толку уже никакого, глаза не видят, ноги не ходят. Все равно, чую, помру к весне. Лучше уж за весь род постою, слово за вас Лесному Батюшке замолвлю…

Домашние с ней согласны. Великое, святое дело стать заступницей за род перед богами! Только жена Богши печально склонила голову да горько вздохнула, вспоминая былые годы. Одна Славуша держится в стороне, хмурится и стискивает кулаки. Хорошо хоть молчит, думает мать, а не спорит с отцом, бесстыжая. Да, девчонка с младенчества была любимицей прабабки, и сама в ней души не чаяла. Но как она не поймет, что всему на свете приходит свой срок? Молодому – цвести, зрелому – плодоносить, старому, высохшему – сгореть в огне…

С песнями обряжают старушку во все белое – от исподней рубахи до шубы. Не куда-нибудь, к богу в дом хозяйкой едет! Надели на слабые ноги валенки, седую голову укутали теплым платком. На дворе отец запрягает лошадь в сани. Братья принялись носить короба с дарами. Коробов было много – от всех соседей. Еле уместили все в санях, оставили место для Чаруши.

И вот пришло время. Укутанную старушку под обе руки вывели во двор.

– А где же сани? – завертел головой Богша.

– Да только что здесь стояли, – удивленно отозвался старший сын. – Медвежьей шкурой накрывал…

Но саней с дарами и след простыл. Только ворота широко распахнуты в студеную темноту.

* * *

На капище царили мрак и тишина. Только огромные сосны изредка скрипели, когда ветер, налетая, качал в вышине их тяжелые ветви. Славуша погоняла лошадку, стараясь побыстрее добраться до места. Страх темным облаком летел за плечами, ожидая только подходящего мига, чтобы завладеть душой и лишить решимости. Завидев вдалеке черную стену частокола, Славуша испытала облегчение, и в то же время будто холодная рука сжал сердце. Она заколебалась, как лучше – въехать внутрь или оставить сани снаружи, но лошадь решила за нее, встав, как вкопанная.

– Вот и стой тут, – пробормотала девушка, укрыла теплой попоной, привязала к коновязи и потянула на себя промерзшую створку.

– Ну здравствуй, Славуша, – раздался ей навстречу зловещий голос.

Недалеко от ворот, на тропинке, ведущей в священную рощу, стоял Велько.

Узнав его, Славуша застыла, вжала голову в плечи. Ей живо вспомнились хищные глаза воина, что довез ее до дому звездной ночью. Казалось бы ничего не случилось – ну довез, и довез. Но ни разу прежде ни один мужчина не нагонял на нее такого страха. Славуша считалась завидной невестой и привыкла, что молодцы вьются кругом нее, тщась угодить, и самые дерзкие смирнеют под ее взглядом. Парни из родной слободки представлялись ей кем-то вроде домашних псов – с чужаками не прочь подраться, но за своих всех порвут, а скажи ласковое слово – тут же подставляют пузо, жмурясь от счастья. Но тот, догнавший ее на берегу реки, показался ей опасным, как голодный волк.

– Что с тобой? Не узнала, что ли?

Знакомый голос помог Славуше опомниться. Она выпрямилась, подняла на парня недоверчивый взгляд.