И один в тайге воин - Ерофей Трофимов Страница 35

Допив чай, он поднялся и, мимоходом поцеловав жену, отправился в мастерскую. Три часа работы, и пара серёжек, таких же, как у Танюшки, была готова. Вынеся их в общую комнату, Мишка продемонстрировал поделку женщинам и, выслушав похвалы, протянул их жене:

– Ты её знаешь. Отдай сама, чтобы дурных разговоров не было, – посоветовал он.

– А и правда, Настя. Отдай сама, – поддержала его тётка. – Ты местная, да и знаешь её лучше.

– А что сказать-то? Как я объясню, с чего? – неожиданно растерялась девушка.

– А так и скажи, что Танюшка меня попросила сделать. А я ей ни в чём отказать не могу. А станет говорить, что дорого, отвечай, что нам дочка дороже. И что это Светланке её за дружбу с крестьянкой и за душу светлую. Так и скажи, – улыбнулся Мишка. – А мальчишки-то у неё взрослые? По сколько им уже?

– Так старшему в этом году тринадцать стукнуло. Пора уже к воинскому делу приучаться, а у них на всех одна справа отцовская, – вздохнула Настя.

– Понятно, – кивнул Мишка и, поднявшись, вышел.

Вернулся он обратно, неся в руке японскую винтовку из тех, что откладывал на продажу, и кисет с парой десятков патронов.

– Вот, и это ей отдай. Для старшего. А если ерепениться начнёт и про деньги говорить, отвечай, ежели мне надо будет, так мальчишки её отработают. Будут мне в делах всяких по хозяйству помогать.

– Сделаю, – улыбнулась Настя и, подхватив подарки, унеслась.

* * *

Охота на копытных и засолка мяса на зиму прошли в авральном режиме. Мишка вкалывал без продыху, одновременно постоянно подгоняя своих помощников. Сыновья Торгата были заняты на засолке и копчении, а также на промывке золота. Там командовал Илкен. Паренёк быстро научился пользоваться паровым моторчиком, и дело шло весело. Ежедневно он приносил Мишке от одного до трёх килограммов шлиха.

Мишка, помня своё обещание, уже привычно отливал из него килограммовые слитки и украшал их своим клеймом. Торгат, пару раз полюбовавшись на их работу, только вздыхал и молча отходил в сторону. Не понимая такой его реакции, Мишка, однажды не выдержав, осторожно спросил:

– Что-то не так, Торгат? У тебя такой вид, словно болит что-то.

– Всё так, Мишка, – помолчав, грустно усмехнулся охотник. – И всё не так.

– Не понимаю тебя, – тряхнул головой парень. – Мы что-то испортили?

– Нет. Вы сделали всё осторожно. Даже ям после себя не оставили. Я о другом говорю.

– О чём?

– Всё изменилось, Мишка. Охотники учатся не зверя добывать, а золото роют. Не станет меня, и очень скоро они забудут о заветах предков. В города уйдут. И не станет племени.

– Рано ты их хоронишь, Торгат, – сообразив, о чём речь, улыбнулся Мишка. – Это сейчас они, пока молодые и любопытные, хотят знать всё и обо всём. Но скоро это пройдёт, и они вернутся сюда. Здесь они родились, сюда и придут. Люди всегда стараются вернуться к истоку. Так всегда бывает.

– Ты говоришь так, словно жизнь прожил, – проворчал Торгат, удивлённо поглядывая на парня.

– Я книги люблю, Торгат. А в них собрана вся мудрость мира, – осторожно пояснил парень.

– Вся? Без остатка? – иронично поинтересовался охотник.

– Вся та, что смогли познать люди. Но, думаю, осталось познать ещё больше.

– Вот теперь я тебе верю, – улыбнулся охотник.

– Так что тебе не нравится? – вернулся Мишка к тому, с чего начал.

– Не думай об этом, – отмахнулся охотник. – Это я просто ворчу, как старик. Ты всё правильно делаешь. Это золото поможет нам всем пережить тяжёлое время. Главное, чтобы никто никогда не узнал, откуда его взяли.

– Не узнают, – хищно усмехнулся Мишка. – Недаром же я все карты, что та экспедиция нарисовать успела, себе забрал. Они там, в избе лежат. В ящике от патронов.

– А если тот человек расскажет, что у них была такая карта? Плохо тебе придётся, – напомнил Торгат, настороженно глядя на парня.

– Нет. Скажу, что твои парни карты на растопку пустили. Ну не знали они, что это нужная бумага. Грамоты ведь они не знают, – ответил парень, лукаво прищурившись.

– Ты, Мишка, как дым из трубки. Кажется, что поймал, а в руку посмотришь, и ничего, – рассмеялся охотник. – Твоим тотемом лису надо было сделать, а не медведя.

– Ну, медведь тоже тот ещё хитрец, – усмехнулся в ответ парень.

– Это верно. Ладно, пойду я, – убирая трубку, сказал Торгат. – Там женщины кедровый орех мёдом залили. Скажу, чтобы тебе принесли бочонок.

– Благодарствую, Торгат, – склонил Мишка голову.

– Это мы тебя благодарить должны. Это ты сделал, что нам теперь голод долго не страшен. Два ледника новых сделали и до самых дверей едой забили. Теперь племя спокойно жить может.

– Да ладно тебе. Я и привёз только что муки, круп да соли с перцем, – отмахнулся Мишка, смущённый его словами.

– А порох, свинец, капсюли? Даже винтовки и те ты привёз. Нет, Мишка, что ни говори, а ты нам первый друг. Так было и так будет. Помни. Всё, что у племени есть, всегда и твоим будет.

– Что-то тебя сегодня философствовать тянет, – проворчал парень, откашлявшись.

– Чего делать? – не понял охотник.

– О смысле жизни думать, – как мог, пояснил Мишка.

– Старый стал. Это в молодости думать некогда. Сил много, вот и бежишь, куда глаза глядят. А у стариков сил бегать уже нету. Вот и остаётся им только думать.

– Это ты старый? – рассмеялся Мишка. – Да ты ещё десяток молодых по тайге загоняешь.

– Ты не путай опыт и силу, – наставительно хмыкнул охотник. – Пока молодой поймёт, что я сделать хочу, я уже три раза тропу поменять успею, потому как знаю, какая куда ведёт. Ладно, пойду.

Развернувшись, охотник бесшумно скользнул в подлесок, привычно не потревожив ни одной ветки.

«Да уж. Опыт, его не пропьёшь», – усмехнулся Мишка, глядя ему вслед.

– Чего отец приходил? – подскочил к парню Илкен. – Ругался?

– Нет. Сказал, всё правильно делаем. Ворчал просто. Как все старики ворчат. Но это нормально. Пусть лучше ворчит, чем расстраивается.

– Да, ворчать он часто стал, – вздохнул паренёк. – Стареет. Голова совсем белой стала. Всё боится, что в племени плохое время случится. За детей боится.

– Это правильно, – пожал Мишка плечами. – За детей любой нормальный человек боится. Так всегда было.

– Так то за своих. А он за всех детей племени.

– Он первый охотник племени, Илкен. И дети племени для него не чужие. Какой тогда он будет первый охотник, если будет только за своих детей беспокоиться?

– Ну да. Верно, – подумав, вздохнул паренёк. – Знаешь, раньше мне всегда обидно было, что он на других больше смотрит, чем на меня.