По дорогам Империи - Катэр Вэй Страница 35

Очень жалко было покидать это место, довольно удобное для ночлега, но оставаться тут действительно стало опасно. Сумерки опускались на лес, близилась ночь, а более или менее годного ночлега им не попадалось. В итоге Калин просто остановился и твердо заявил своей неутомимой спутнице, что идти дальше он не намерен.

– Все, ночуем тут, – сказал он бабке, удивившейся такой наглости ребенка. – Если хочешь идти дальше, иди, а мне дров еще собрать нужно и поесть сготовить. Еще полчаса ходу, и фига с два чего видно станет, а я тебе не сова в потемках лазать и голодным, да без огня ночевать не намерен. Все, привал.

Он скинул тяжелый мешок на землю и устало опустился рядом, растирая натруженные плечи.

Старуха бурчала, но вернулась, сбросила на землю свою походную суму и полезла за бурдюком с водой. Напившись вдоволь, Взора удобно умостилась под деревом, достала курительную трубку, мешочек с травами для курения и, задымив, оперлась спиной о ствол, блаженно зажмурилась, скрываясь в клубах дыма. И вообще, создавалось такое впечатление, что верхняя ее часть попала под перезагрузку, окутавшись сизым туманом, а нижняя подергивалась, скорее всего, от усталости, но Калина передернуло от подобного, навеяв дурные воспоминания о прошлой жизни.

– Тьфу ты, наркоманка старая, – плюнув в сторону, буркнул мальчик себе под нос и отправился собирать сушняк.

* * *

Когда гуляешь в дикой, незнакомой местности, всегда нужно следить за тем, что находится под ногами, ведь существует огромный риск угодить в болотную трясину.

До этого почти ровная, пружинистая почва сначала сменилась на небольшую холмистость и частые, но неглубокие овраги, теперь вот попался этот остроугольный каменюка размером с Мурайкин сарай, и зеленая трава все чаще и чаще пробивалась, иногда, словно ковер, стелясь под ногами. Местами слегка пожелтевшая, местами и вовсе уже сухая, но трава. В их лесу ни подобных скальных глыб, ни островков травы не водилось – очень толстый слой прелой листвы и хвои, но мало-мало солнца. Здесь же деревья были не такие величественные и густые. Чем дальше они продвигались к намеченной цели, тем больше лес мельчал и редел, и когда впервые под ногой влажно чавкнуло, растительность в округе виднелась уже и вовсе скромная, тонкая и какая-то кривая. А горный хребет, видневшийся вдалеке, сильно сужался и уже вполне граничил с лесом. Камней встречалось все больше, как очень огромных, метров по пять-семь в высоту, так и острых, мелких прямо под ногами.

Весь третий день шли по скальному плато и заночевали в расщелине между нагромождениями нескольких громадных глыб. Холод до костей пробирал такой, что по ночам не согревал и костер. Усугубляла настроение еще и старая ведунья со своими видениями после очередного приема взвара из мшистых беленьких и желтеньких цветочков. Калин, в очередной раз поев так удачно доставшейся вепрятины, укладывался на отдых, а Взора, обкурившись и напившись отвара, устраивала дикие танцы и пляски вкруг костра, общаясь с Богами. Но Калину казалось, что она просто пьяная, и ее собеседники известны только ей одной. Очень похоже отплясывал их сторож в детском доме два раза в месяц: в день аванса и в день получки. Мальчик повернулся спиной к своей беснующейся спутнице и попытался уснуть. Ежедневные изнурительные переходы отнимали много сил, и если еще и не спать, то путешествие грозило окончиться летально. Невнимательный, рассеянный, ослабленный путник – это легкая добыча для несчастного случая или зверя. Калину об этом постоянно талдычил Леший – запомнилось. Насильно отключив свое сознание, мальчишка погрузился в липкий полудрем-полубред с калейдоскопом лиц родных и знакомых людей, кровавыми сценами, мутантами и каруселями с детских площадок. Видения всех трех миров перепутались, слепились и перемешались, перетекая из приятных воспоминаний в жуткие и обратно…

Вот он видит, как играет в карты с Умником на щелбаны и нещадно проигрывает. Каждый раз мутант щелкает его по лбу так сильно, что голова отрывается и улетает в кусты, откуда ее без устали притаскивал Борзя и водружал на место. После очередного щелбана, когда вновь отлетела голова все в ту же сторону, из кустов Борзя не появился, а послышалось аппетитное чавканье. Торчащий из-под веток зад мутанта радостно вилял тазом…

Калин почувствовал, как его спину обдало вдруг холодом, и в ужасе открыл глаза, невидяще уставившись в ночную мглу. Костер давно потух, в расщелине царили мрак и холод. Сон мгновенно ушел, но чавканье осталось.

В полуметре от него явно кто-то кого-то ел, и это уже точно был не сон.

Калин затаил дыхание и тихонько потянул из ножен свой кукри, прислушиваясь и ловя каждый звук. Справа от него всхрапнула бабка, чмокнув беззубым ртом, неразборчиво пробурчав, завозилась, закряхтела, переворачиваясь на другой бок.

«Ага, старуха жива и спит, – подумал Калин, – значит, жрут не ее и не она…»

Едок замер, но стоило вернуться тишине, как звуки поглощения пищи тоже вернулись с удвоенной силой. Вдруг недовольно мрукнув, ночной гость с шипением отскочил в сторону.

Все сразу поняв, Калин сделал дурацкую физиономию и тихонько позвал:

– Крыси, крыси… тьфу, блин! Кыси, кыси…

В ответ тоненько прозвучало знакомое и такое родное:

– Мрук-мрук!

Прошелестев крыльями, на грудь мальчика опустилась пушистая зверюшка, сильно пахнущая сырой вепрятиной.

– Ты бы хоть зубы почистил, – улыбнулся Калин, почесывая Мрякула за лопухами-«локаторами».

Зверек счастливо заурчал и принялся топтаться на месте, выписывая круги, прямо как настоящий кот, и каждый раз то тыкаясь своим мокрым носом в лицо мальчика, то задевая его хвостом.

– Пфу-у! – выплюнул Калин хвост, нечаянно попавший ему в рот. – Да не мне, себе почисть, ворюга ненасытный.

Ссадив с себя мрякула, Калин нащупал в кармане кресало и вновь разжег костер.

– Ну, и что ты мне тут натворил? – наигранно сердясь, произнес мальчик, глядя на вытянутое из мешка мясо и сверток вепрячей шкуры с торчащими иглами.

– Ах, вот на кого ты шипел, – усмехнулся мальчишка. – Вот так тебе и надо, нечего по сумкам лазать. Где укололся? А ну, иди, посмотрю.

Не дожидаясь, когда мрякул подойдет, Калин подхватил животное под округлое, тугое пузо и, поднеся ближе к огню, внимательно осмотрел: у носа и под глазом шерсть темнела от выступившей крови.

– Ничего страшного, царапины. Затянутся быстро, – размышлял он вслух. – Вот не будешь больше свой нос совать, куда не попадя. И вообще, чего ты тут делаешь? Ты же должен быть дома.

В ответ мальчик ощутил чувство сильной тоски и беспокойства, а после – азарт погони и радость встречи.

– Ну, ты засранец, котяра. Надо было дома сидеть. Вот что я теперь с тобой делать буду, а? Ну ладно, раз прилетел, тогда сторожи лагерь и мясо, а я спать лягу.

* * *

Утро началось с бабкиных визгов и яростного шипения мрякула: зверек, растопырив крылья и выгнув спину коромыслом, мало того, что шипел, так еще и клацал острыми зубами в попытке испугать противника, и, судя по всему, ему это удавалось. Взора, вереща, размахивала увесистой лесиной, взятой из заготовленного на ночь хвороста, в тщетной попытке если и не пришибить тварь этакую на месте, то хотя бы отпугнуть. Зверь, стоя боком к женщине, но не сводя с нее глаз, лишь нервно подергивал хвостом, всем видом своим показывая презрение к тому, что происходит.