Наша игра - Александр Афанасьев Страница 34

Один из них как раз лежал на крыше «Газели», держа противника под прицелом НК-417.

– Я поговорить хочу, да? – крикнул Салахуддин. – Поговорить надо…

Один из приехавших снял очки, присмотрелся. Это был как раз тот парень, что у Майснера сидел в приемной. Тот, про кого ходили слухи, что он из израильского спецназа.

Он подошел ближе, но не слишком близко.

– Говори, что хочешь…

Салахуддин подтолкнул вперед Ибрагима.

– Он говорить будет…

Видели когда-нибудь миллиард рублей наличными? А полтора?

Салахуддин видел.

Деньги находились в большой комнате, снаружи она была обычной, но изнутри там был еще ряд кирпичей проложен, и оконные проемы были полностью заложены. Таким образом, получалась комната в комнате, Салахуддин это видел, потому что инкассаторы набивали мешки в машины и таскали в КамАЗ. Деньги лежали на стеллажах наподобие тех, что были в дешевых супермаркетах под товар…

– Ты, собственно, чего хочешь?

– В тему хочу войти. В реальную тему.

Парень этот, типа израильский спецназовец, нехорошо улыбнулся, почти оскалился.

– Ты Бориса Львовича завалил, а теперь в тему хочешь? Наглость – второе счастье, да?

– Борис Львович погиб потому, что его постигла кара Аллаха за то, что обратился к колдуну. Не я убил, а Аллах убил.

Салахуддин кивнул на деньги, на суетящихся инкассаторов.

– Далеко собрался?

– Тебе что за дело?

– Да никакого дела нет. Уже. Ты чего, не понял? Бурко – колдун, его волей сам шайтан управляет. Может, он и есть шайтан.

…

– Не веришь, посмотри в Инете – это повсюду уже. И в Англии, и в Америке. Хочешь – я уйду отсюда. И посмотрю, далеко ли ты с бабками этими уйдешь. Я в Москву свои джамааты вызвал. Один из них здесь, твоих под прицелом держит. Другой дальше по дороге. Не договоримся – на ноль помножат.

– А если мы тебя в машину посадим?

– Попробуй.

Помолчали, смерили друг друга глазами.

– Я предлагаю договориться. И вместе дела делать. У тебя бабло, связи, понимание, где и что лежит ценное. У меня – люди с оружием, джамааты, многие Сирию прошли. Сейчас бабки, авторитет немного будут значить, главное – кто сколько стволов собрать может. Я многих из общины смогу подтянуть.

– У нас своя крыша есть.

– Фейсы? Они вас первыми и сольют. Ты что, не просек – это же твари. С ними договориться нельзя.

Очкарик подумал. Он, кстати, был не таким уж и очкариком, в привычном понимании этого слова – рукопожатие у него было крепким…

– Я такие вопросы не решаю. Но твой вопрос поставлю перед теми, кто решает.

– Хорошо. Этот тебе нужен?

Очкарик пожал плечами.

– Зачем?

Салахуддин приставил ствол к голове Ибрагима и выстрелил – тот даже крикнуть не успел. Один из инкассаторов сумку выронил.

– Мне он тоже не нужен…

И тут на улице раздался крик, грохнули автоматные очереди…

Как они не перестреляли друг друга тогда – непонятно.

Дело в том, что подъехали менты. Из главка, видимо, но и спецгруппу с собой притащили, СОБР, или физзащита, как это сейчас называется. Увидели, что бабки уже грузят, положили инкассаторов, потом попытались в адрес зайти. Чего они не предусмотрели, так это чеченского джамаата поблизости. В котором были и снайперы, и те, кто Сирию прошел.

Короткая и жестокая перестрелка длилась чуть больше двух минут, сыграла свою роль внезапность нападения и наличие опытных снайперов у чеченцев. Еще то, что спецназовцы промедлили… они все-таки были людьми служивыми, не такими как коррумпированная мразь из Главка ФСБ, и понимали, что приказы, которые им отдали старшие по званию незаконные, за них отвечать придется. И несколько секунд потеряли, пытаясь понять, что происходит и как действовать – в полный рост или как. Это им обошлось очень дорого – в бою даже несколько секунд могут стать решающими…

Когда Салахуддин, другие чеченцы и эти… инкассаторы вышли на улицу, там все кончилось уже. Пороховой дым, разбитые пулями машины, трупы на асфальте, оплывающие кровью. Один из них застонал, начал подниматься, Салахуддин прицелился и выстрелил в голову.

Подбежал один из чеченцев, отрапортовал, как и положено отчитываться полевому командиру.

– У нас один шахид, Салахуддин-эфенди.

– Кто?

– Алибек.

Один из сельских.

– Да простит Аллах его прегрешения, да повысит его степень и да введет его в высшее общество.

– Аллаху акбар.

Почему Салахуддин, простой парень из Грозного с непростыми родителями, имеющий высшее образование, так легко смог стать полевым командиром? Почему его начали слушаться люди и так же легко он смог выживать и выжил?

Почему большинство (не все) русских в такой ситуации либо попали бы в полицию, либо погибли бы, и уж точно они не собрали бы джамаат, и никто не стал бы их слушаться, включая родную жену и детей?

Ответ на этот вопрос очень простой. Правда, он не всем понравится. Потому что Салахуддина с детства воспитывали мужчины – отец, другие родственники. Потому что они учили его быть мужчиной, а не хорошим послушным мальчиком, и в первый раз он стрелял из автомата в шесть лет. И потом, окончив вуз и прижившись в Москве, он все равно этого не забывал.

Потому что в чеченском обществе не бывает, что муж – голова, а жена – шея, место мужчины как главы семьи непререкаемо. Мужчина должен принимать решения и принимает их, и только от его решений все зависит. И каждый, кто вырос в такой иерархии, и дальше ведет себя точно так же. А русаки вообще, похоже, забыли, как быть главными – что в семье, что вообще по жизни.

Потому что чеченское общество, как и любое кавказское представляет собой жесткую иерархию семей, родов и кланов, и каждый знает, каково его место, кому кто должен подчиняться и кому кто должен приказывать. Кто старший – известно и также не обсуждается. Это у русаков так – каждый русак знает, как закончить войну в Сирии и Украине, куда надо потратить деньги из федерального бюджета, и в любой компании, собравшейся по любому поводу и собирающейся сделать что угодно, он будет претендовать на лидерство и внутренне обидится, если лидером не станет. Хотя дома он ничтоже сумняшеся подчиняется жене-шее под страхом скандала, развода или отлучения от супружеского ложа. И ничего плохого в том не видит.

Вот поэтому…

Очкарик ногой перевернул мужика в дорогом плаще, порванном пулями, всмотрелся, плюнул.

– Кто? – спросил Салахуддин.

– Дед Мороз, падла.