Скользящие души, или Сказки Шварцвальда - Елена Граменицкая Страница 34

«Почему эту ерунду надо обсуждать именно сейчас, на утренней летучке? Почему пять условных минут на общий сбор и ритуальное повторение политики партии всегда затягиваются на добрых полчаса?

Неужели Любочка не могла потом отчитаться за нехватку канцелярских принадлежностей, а старшая медсестра — за перерасход перевязочных средств? Действительно, куда она их дела? На москитные сетки? Что за ерунду мы сейчас обсуждаем?»

Во время утреннего совещания Маша периодически отключалась, безуспешно массируя по очереди то мочки ушей, то волшебную точку между большим и указательным пальцем. Врут китайцы, акупунктурная подзарядка частенько дает сбой.

Она боялась думать о том, что происходит с ней последние недели, и тем более опасалась классифицировать симптомы.

Не дающая покоя теория, что сумасшествие заразно, преследовала, не давая покоя ни днем ни ночью. Особенно ночью.

Все началось с исповеди новой пациентки и продолжается до сих пор с небольшой передышкой на пару мертвых ночей, когда разум милостиво не допускал к ней видений. Маша запуталась в повторяющемся кошмаре, который каждую ночь, подобно квесту, дарил намек на разгадку, подкидывал подсказки и шаг за шагом приближал ее к финалу. Вот только к какому? Оказаться на соседней койке с Викторией? Впрочем, почему бы и нет, уютная палата, возможность выспаться, а заодно и выслушать пару пояснений.

Именно о пояснениях мечтала Мария Сергеевна, заканчивая утренний осмотр. Больную Лазареву она оставила на финал. Постучав в ее палату, осторожно открыла дверь и, стараясь не шуметь, вошла.

Виктория спала сном младенца, счастливо улыбаясь утренним грезам и не реагируя на солнечного зайчика, играющего в салки с тенью от дерева на ее кровати. Позавидовав беззаботному сну пациентки и решив не мешать, доктор собиралась было покинуть палату, как услышала тихий голос, невнятный, сонный:

— Зачем ты это делаешь? Где ты?

В кармане Маши тихо завибрировал мобильник. Она поспешно вышла в предбанник и нажала отбой. Но Виктория уже проснулась.

— Мария Сергеевна, извините, проспала обход. Проходите, сейчас я вернусь.

Слово «вернусь» прозвучало обыденно, будто Вика делала привычный шаг между сном и реальностью так же легко, как между коридором клиники и собственной палатой.

Пока пациентка умывалась, Маша пыталась сосредоточиться на вопросах, которые полагалось задать намного раньше, но не хватало духу.

Посвежевшая, пахнущая дорогим тоником Виктория улыбалась. Ощущение счастья моментально передалось посетительнице, и она бодро выпрямилась в кресле.

— И давно это с вами, доктор?

Маша уже перестала удивляться факту, что Виктории не требовались вступления.

— Я ждала признания еще неделю назад, но вашему упорству можно позавидовать. Так когда все началось?

— В ту же ночь, — выдохнула Маша, понимая, что именно так общаются между собой умалишенные.

— Она приходит и молчит или уже вступила в контакт?

— Кто приходит? Вика, я никого не вижу! Точнее, вижу один и тот же изматывающий кошмар. Словно сижу в темном подвале, в который через окно, плотно заколоченное досками, проникают тонкие лучи света. Но ощущение темноты — не самое страшное. Хуже всего страх перед неизвестностью, страх перед открытой дверью, за которой притаился дьявол, вселившийся в человека. Я знаю, что доверила ему жизнь, я его боготворила, а теперь боюсь до смерти. И еще — ребенок, комочек живой плоти внизу живота, его ребенок, того темного человека за дверью. Злые люди, приходящие вслед за ним, угрожают пытками, требуют признания. Виктория, я, кажется, схожу с ума, мне никогда не виделись повторяющиеся сны!

— Ну что же, все когда-то бывает впервые. Не обижайтесь. Лучше поведайте детали видения. И поменьше эмоций, эмоции нужны для еды, а вот детали — это подсказки лично вам.

— Какие детали? Размер подвала? Время года? Не знаю. Пожалуй, единственная деталь: он все время зовет меня по имени — Анна… И просит покаяться.

И еще волосы, длинные, черные — комок, смешанный с кривыми иглами, который я, давясь, пытаюсь вытащить из своего рта, но мне это никак не удается.

Маша в недоумении взглянула на собеседницу в надежде получить ответ, но ее взгляд натолкнулся на пустое кресло. Женщина стояла в дальнем углу палаты напротив окна, подставив лицо последним лучам осеннего солнца.

— Маш, — внезапно прозвучал ее тихий голос, — он нашел меня. Сначала я испугалась, рассказала Ирине, глупая, а сейчас жду не дождусь каждого его появления. Правда, он всегда молчит, не решается приблизиться. Если бы можно было не просыпаться…

Несколько минут в палате царила абсолютная тишина. Потом Виктория вернулась, по-кошачьи грациозно потянулась и села в незаметно покинутое кресло, сложив ноги по-турецки.

— Ее имя — Анна Мария Кляйнфогель, она уроженка Шварцвальда, дочь Кристины, изгнанной из родных мест по обвинению в ворожбе. Несчастная, беременная от собственного палача женщина, казненная в канун Пасхи на городской площади в затерянной швейцарской деревне в конце восемнадцатого века.