Аннигиляция - Джефф Вандермеер Страница 34

Я взяла было фонарь, но свечения, исходящего от моего тела, оказалось достаточно. Я быстро кралась в темноте по тропе, ведущей к Башне. Над устремившимися ввысь соснами чернело бездонное небо. Его усеяли мириады сверкающих точек, которых здесь не скрывали ни границы, ни искусственное освещение. Видно было все. В детстве я, как и все дети, смотрела на ночное небо в поисках падающих звезд. Став взрослой, я искала уже не падающие звезды, а неподвижные, представляя, какая жизнь населяет бесконечно далекие небесные бассейны. Звезды в Зоне Икс выглядели странными и были рассеяны в хаотичном и незнакомом порядке, хотя не далее как прошлой ночью я искала успокоения в знакомых созвездиях. Может, я только сейчас видела, какие они на самом деле? Может, я нахожусь дальше от дома, чем предполагала? Эта мысль принесла с собой нежданное и мрачное удовлетворение.

* * *

Когда я вошла в Башню, до меня донеслось далекое сердцебиение. Я повязала респиратор так, чтобы он плотно закрывал нос и рот – то ли пыталась предотвратить дальнейшее заражение, то ли сдерживала ясность, не знаю. Слова на стене светились ярче, и моя кожа, казалось, отвечала им тем же, освещая дорогу. В остальном на первых этажах не было ничего нового. Все было знакомо, и расслабиться мешало только то, что я впервые оказалась в Башне одна. С каждым новым поворотом в темноту, которую рассеивало лишь зернистое зеленоватое свечение, крепло ощущение, что сейчас из теней на меня кто-то набросится. В эти минуты мне недоставало топографа, и я чувствовала себя страшно виноватой. Несмотря на то что я старалась сосредоточиться на спуске, текст на стене снова и снова притягивал мое внимание: «…и принесут темные сады милость да благодать, и раскроются в них темные бутоны, что зубами своими пожрут эпоху, переварят и возвестят о ее конце…»

Место, где мы нашли труп антрополога, оказалось ближе, чем я думала. Меня отчего-то удивило, что она по-прежнему лежала в той же позе, со склоненной головой, а вокруг все так же валялись обрывки ткани, пустой рюкзак и разбитые пробирки. Тело ее было покрыто движущимся бледным ковром. Наклонившись ближе, я разглядела ладонеобразные организмы – те самые, что жили в словах на стене. Трудно сказать, чем они были заняты: то ли защищали ее, то ли изменяли, то ли разлагали тело. Правда ли, что топограф видела антрополога в базовом лагере после того, как я ушла к маяку?

Я не стала задерживаться и пошла дальше.

Сердцебиение Башни зазвучало громче и отдавалось эхом, его сопровождали какой-то гул и жужжание. Слова стали еще свежее, будто только что «высохли». Противная затхлость уступила почти тропической духоте, я даже вспотела. Наконец след Слизня стал более густым и липким, так что пришлось держаться правой стены, чтобы не наступать в него. Стена тоже изменилась: теперь ее покрывал то ли лишайник, то ли мох. Прижиматься к ней не хотелось, но иного выбора не было.

Так я шла еще часа два. От раскатистых ударов вздрагивали ступени, гул сменился электрическим треском. В ушах звенело, все тело вибрировало, одежда промокла насквозь и липла к коже. От духоты хотелось сорвать маску и дышать полной грудью, но я сдержалась. Уже близко, уже скоро… Вот только до чего?

Слова на стене были такими свежими, что с них будто капали чернила. Существ-ладошек там водилось меньше, и они еще были сжаты в кулачки: видимо, не вполне проснулись или ожили. И мертвые познают жизнь в смерти, ибо то, что разложилось, не подверглось забвению, и, ожившие, они снова выйдут на свет в блаженном неведении…

Я преодолела еще один виток лестницы, вышла на узкую площадку перед следующим… и из-за поворота показался свет. Яркое золотое сияние разливалось от невидимого мне источника за стеной. При виде его ясность внутри меня забилась и задрожала. Треск снова усилился и стал пронзительнее. Мне почудилось, будто из ушей вот-вот пойдет кровь. Удары сердца отдавались в каждой частичке тела. Такое ощущение, что из человека я превратилась в приемник безумных сигналов. Ясность полупрозрачным паром старалась пробиться сквозь маску. Я сорвала маску, отчаянно глотая воздух. «Все, что берешь, надо отдавать», – возникло в голове. Оставалось понять, кому и что это значило для набора мыслей и клеток, составлявших меня.

Вы понимаете, что повернуть назад теперь было так же невозможно, как вернуться в прошлое. Неизвестное притягивало неумолимо, и я себе больше не принадлежала. Уйди я оттуда, не завернув за угол, вернись я на поверхность… воображение мучило бы меня до конца жизни. В ту минуту я решила: пускай я умру, но все-таки узнаю… хоть что-нибудь.

Я сделала шаг и вошла в свет.

* * *

До окончания командировки в Скалистом заливе оставались считанные месяцы, и по ночам я становилась все беспокойнее. Тогда я уже знала наверняка, что грант не продлят, а видов на новую работу еще не было. Чтобы отвлечься, я затащила в постель очередного незнакомца из пивной, но вот он ушел, а я который час не могла заснуть. Алкоголь еще не выветрился, и я решилась на отчаянный и глупый поступок: села в фургон и поехала к приливным бассейнам. Хотелось застать их врасплох: отчего-то казалось, что ночью, когда никто не видит, местная жизнь становится чем-то иным. Видимо, такое бывает, если слишком долго изучаешь кого-то и можешь навскидку отличить один морской анемон от другого или определить, кто из обитателей бассейна совершил преступление.

Я припарковала фургон и спустилась по вихляющей тропе к песчаному пляжу, освещая себе путь крошечным фонариком на брелоке для ключей. Затем я прошлепала по мелководью и забралась на каменную плиту. Хотелось раствориться. Всю жизнь мне говорили, что я чересчур дисциплинированна, но это не так. Я терпеть не могу дисциплину и никогда ее не придерживалась.

В ту ночь я придумала тысячу поводов свалить все на кого-то еще, но если кто и облажался, то это я: не отправляла отчеты, не выполняла поставленных задач, фиксировала никому не нужные данные – едва ли это удовлетворяло организацию, предоставившую грант. Я стала королевой приливных бассейнов, мое слово – закон, и поэтому в отчетах появлялось только то, что мне хотелось. Как всегда, меня занесло. Как всегда, я слилась с местностью – куда там объективности.

Вооружившись своим жалким фонариком, я обходила приливные бассейны. Несколько раз я теряла равновесие и чудом не упала. Если бы кто-то наблюдал за мной (а почему, собственно, и нет?), то ему бы предстало дикое зрелище: пьяный биолог, чертыхаясь, идет куда глаза глядят. Биолог эта уже второй год пропадала незнамо где, потеряла смысл жизни и чувствовала себя уязвимой и одинокой, хотя дала себе зарок, что не будет такой. Все ее поступки и слова общество считало безнравственными и эгоистичными. И вот теперь она искала что-то в приливных бассейнах посреди ночи, будто ей мало тех чудес, что она обнаружила днем. Она то плакала, то вопила, то кружилась на скользких камнях, не боясь упасть, заработать синяк или ссадину, а то и вовсе размозжить череп.

Вдруг, хотя я и не заслуживала этого (а может, заслуживала? может, я как раз это и искала?), мне открылось нечто чудесное. В одном из крупных приливных бассейнов что-то слабо светилось. Дрожащее сияние заставило меня замереть. Я искала знак? Я действительно хотела найти что-то или только думала, что хотела? Да, действительно хотела, решила я и, мгновенно протрезвев, пошла к бассейну. Теперь я смотрела под ноги и выверяла каждый шаг: мне никак нельзя было разбиться, пока не увижу, что же скрывается в воде.