Зиккурат - Юрий Максимов Страница 34

Первые дни заточения тюрьма казалась необъятной.

Но по мере знакомства с ней пространство сужалось в уме, обретая четкие очертания. Узкий серый коридор, куда выходила дверь его камеры, в оба конца расходился другими рукавами-коридорами. В них были дома тюремщиков, по три с каждой стороны. Затем «рукава» вливались в еще один коридор, где были двери в нужник, потом в комнату-с-дождем и еще в длинный зал с диковинными растениями. Тут Магану нравилось больше всего. Единственное место, которое напоминало о доме, душистых деревьях и травах в садах. Единственное место, где здешний мертвый запах почти не ощущался.

На второй день его пытали. Заставили влезть на высокую постель. Как только он влез, сверху захлопнулась крышка. Постель превратилась в ящик. А потом все загудело, затряслось, и дышать стало тяжело. Магану стучал по стенкам, плакал, умолял выпустить, но тщетно. Мучение продолжалось много ушев. Когда же наконец утихло, и крышка открылась, он свалился на пол и задрожал.

Энмеркар говорил, что с ним делали то же самое.

Потом их познакомили с тюремщиками. Все они были ужасно уродливы и вид имели самый злобный.

Длинный белый тюремщик с огненной шерстью источал ядовитый, удушающий запах. Магану называл его про себя Бледной Вонючкой. Был еще один белый, но пониже, жирнее, и шерсть у него росла не только вверху головы, но почти по всему лицу, как у дваров. Прозвище для него подвернулось быстро – Волосатое Пузо. Глаза и уши у тюремщиков были безобразно маленькие – глазенки и ушки. Но у третьего, желтолицего, глаза оказались вдобавок вытянутыми! А при встрече он всегда кривил губы в ухмылке… Желтая Рожа!

А четвертого, самого главного тюремщика, Магану почему-то отчаянно боялся. Красный, высокий, с длинной черной гривой и уверенными движениями воина… Он пока еще не сделал Магану ничего плохого, но было ясно: если захочет сделать – мало не покажется. Даже в мыслях мальчик опасался дать ему кличку и постарался честно запомнить настоящее имя – Тесипу. И впредь избегал попадаться красному на глаза.

Из тюремщиков только Волосатое Пузо мог худо-бедно изъясняться на нормальном языке. Желтая Рожа говорил при встрече лишь одно слово: «Засуй!». Полоумный. Остальные хрюкали на своем варварском наречии.

Кроме этих «землян», как их называл Энмеркар, в тюрьме был еще кто-то. Магану заметил однажды на другом конце коридора промелькнувший силуэт тонкого существа с руками и ногами, как палки.

Но выходить наружу удавалось нечасто, только когда Волосатое Пузо позволял. Остальное время приходилось сидеть взаперти. Этот же тюремщик приносил еду, довольно мерзкого вида, как и все здесь. Почти всегда она была мокрая, намоченная или политая какой-то гадостью. Никогда не бывало лепешек или броженого молока, да хотя бы горстки фиников.

С Энмеркаром они виделись редко, а поговорить удавалось еще реже. Почти всегда рядом стоял Волосатое Пузо, а при тюремщике какой разговор? Как ни странно, Энмеркару здесь нравилось. Поначалу Магану был уверен, что друг говорит это, чтобы задобрить Волосатое Пузо, иногда и сам поддакивал – кто знает, каким издевательствам их могли бы подвергнуть без таких речей? Но однажды им случилось остаться наедине, и Магану опять услышал от Энмеркара, как тут интересно и здорово.

– Ты шутишь? – изумился Магану.

– Нет. – Друг выглядел столь же удивленным. – Ты разве ничего не помнишь?

А что помнить?

Был Зов. И страх. Обреченность. Отчаянная попытка оттянуть неизбежное. Сколько он выдержал без сна? Три, четыре дня? А затем вязкая дрема взяла свое и Магану погрузился в тесное, сумрачное место с гнилым воздухом и серыми, злыми пятнами. Пятна мучили нестерпимо. От него чего-то требовали, он уже не помнил, что именно… Казалось, это не кончится никогда. А потом – вспышка. Он открыл глаза в саду под старым деревом. Стояло утро. Рядом сидел Энмеркар, держал его за руку и улыбался, а справа нависал Волосатое Пузо с бутылкой в руках.

Сначала-то он, дурак, радовался. Пока бежал домой между огромных семиярусных башен, даже не обращал внимания на косые взгляды прохожих. Но дома, от отца и матери… Они смотрели на него, как на чужого! Ничего не отвечали. Потом пришел командир Нарам-суэн. Только тогда отец протянул статуэтку Гун и сказал наставление. Всего три слова:

– Храни нашу веру.

Командир увел мальчика из родительского дома. Вдвоем они вышли на улицу. Летатель Нарам-суэна поднял их в воздух, открывая привычную панораму города. Только в этот раз что-то было не так. В городской стене зияли две безобразные дыры. На желтых плитах перед ними темнели пятна. Внешнее поле было изуродовано черными рытвинами, всюду валялись рваные металлические листы. А вдалеке синела вытянутая коробка.

– Что это? – Магану стало не по себе. – Что случилось?

– Машины пришельцев напали на нас, – ответил командир. – Не сами они. Машины, как у дваров. Бросали огонь. Был бой.

– Бой? Мы победили?

– Мы проиграли.

– Почему?

– Они несут с собой то, что сломает нашу жизнь. То, после чего мы уже не будем такими, как теперь. Мы попросили их улететь обратно. И никогда не возвращаться. Скоро они покинут нас.