Человек-Саламандра - Александр Бирюков Страница 34

– Пару дней они будут раскачиваться, на третий день Совет Мейкеров представит им необходимые документы, а еще через два дня будет объявлено о начале переброски войск. Всего через двадцать дней мы узнаем, на кого следует опустить карающую плеть Мира. И война начнется незамедлительно, – рассудил сыщик.

– Вы так спокойно об этом говорите! – восхитился журналист.

Да, констатировал сыщик, он оправился.

– Начинайте читать, – сказал Кантор.

– Читать?

– Да, читать. Пока мы едем, вы прочтете мне вслух этот гениальный сценарий. Это сэкономит время и поможет вам отвлечься от мрачных предчувствий.

– Возможно, – вяло улыбнулся журналист.

Он расстегнул папку и открыл ее.

– Джим – Серебряная пуля, – начал читать он, – картина первая.

Сцена в каньоне. Шериф и Джерри Джексон – степной разбойник.

Несколько человек, одетых весьма разнообразно, но несколько неряшливо, едут верхами по дну пересохшего ручья.

Высокие скалы тут и там вздымаются над узким каньоном, образованным руслом.

Весь вид людей, едущих растянувшейся вереницей, говорит об их усталости от неправедных трудов.

Они покрыты пылью, а широкополые легкие шляпы, долженствующие беречь лица от солнечных лучей, украшены темными пятнами пота, проступившего на пыльных тульях.

На бедрах у каждого по два длинноствольных «драммера», принятых в этих краях в качестве оружия самообороны, а в седельных чехлах виднеются приклады ружей.

Лошади ступают тяжело, осторожно выбирая меж камней место для того, чтобы поставить копыта.

На одну из высоких скал выезжает всадник, которого люди, пробирающиеся каньоном, не видят до поры.

Всадник являет собой резкий контраст этим людям. Его костюм демонстрирует образец опрятности. Воротничок, обнимающий шею белым ободком, украшен узкой пестрой лентой, завязанной не без изящества.

Его шляпа в тон бежевому легкому сюртуку, прямо поверх которого застегнут ремень с палашом, патронташем и «драммером» системы «Фронтир»…

– Банально несколько, – заметил тут Кантор.

– Что? – встрепенулся сочинитель.

– Нет, нет, извините меня, – отмахнулся сыщик, – продолжайте.

И Лендер продолжил чтение:

Всё это уже выдавало бы во всаднике представителя закона, даже если бы на шее у него не красовался знак единорога на цепи.

Он достает из седельного чехла кавалерийский «драмм-ган» «Хант-Лоутон».

Прицеливается.

Стреляет.

С головы одного из едущих внизу слетает шляпа, сбитая пулей. Лошадь пугается и сбрасывает седока.

Все хватаются за оружие и начинают вертеть головами. Но, увидев всадника на скале, отказываются от намерений открывать огонь…

Дальше в таком же духе неведомый автор сценария подробнейше живописал сцену разговора между представителем власти и главарем шайки разбойников, которыми оказались люди в каньоне.

Используя минимальное количество титров, ибо люди в жестоких условиях фронтира крайне немногословны, автор передавал суть разговора.

Шериф напоминал о договоренности, согласно которой предводитель шайки Джерри Джексон не должен был устраивать пальбу в городе, сводить счеты и клеймить скот на общем выгоне. За что ему разрешалось в умеренных количествах угонять скот за пределы округа и совершать набеги на пассажирские поезда, но не допуская при этом смертоубийства.

Джерри настаивал, что выполняет условия и шериф напрасно продырявил его почти новую шляпу.

Шериф же интересовался насчет ограбления почтового экспресса, что не только шло вразрез с договором, но и сопровождалось двумя убийствами.

Джерри заверял в ответ, что это не его работа, а вовсе даже его конкурента, предводителя другой банды по прозвищу Гарри-Панихида, которому только дай кого укокошить…

В конце разговора шериф будто невзначай сообщал Джерри, что некий Джим, по прозвищу Серебряная Пуля, бежал из окружной тюрьмы в Форте-Рэд и вроде бы был замечен на границе округа.

После этого изменившийся лицом Джерри оставался на крупном плане, в состоянии крайнего потрясения, до затемнения.

Сценарий поразил воображение сочинителя. Иная, незнакомая реальность предстала перед ним зримо и объемно.

Эффект сопричастия событиям был восхитителен и перекликался с тем, о чем думал Лендер, относительно новшеств в своем ремесле. А ведь это был только сценарий мультифотографического фильма.

Как профессионал Лендер безошибочно распознал мастера за прочитанными строками. И мастера талантливого, без сомнения.

Прежде чем начать читать следующую сцену, Лендер поинтересовался у сыщика, насколько жизненна описанная ситуация.

– Что, шериф действительно может заключать подобные сделки с разбойниками? – изумленно спросил он.

– Это незаконно, – заметил Кантор равнодушно, продолжая, как и час назад, спокойно править паромотором, – но в ходу. Приходится попустительствовать меньшему злу, чтобы избежать зла большего. Закон в тех краях иллюзорен, как жаркое марево над пустыней, а преступление реально, как жара.

– Жестокий мир, – оценил Лендер.

– Да, – вынужден был согласиться Кантор. – В тех местах бандит и скотокрад – пока не пойман, такой же обыватель, как и мирный землевладелец, которому он наносит ущерб. Но и землевладелец убивает так же легко, как бандит. Убивает всякого, кто покусится на его собственность. И эти нравы закреплены уже опытом нескольких поколений. Попустительство им со стороны Метрополии неизбежно. И так же неизбежно принесет много бед Миру в будущем. Мы сами, не желая того, создали этот рассадник зла. Зла без злых намерений, его породивших, прошу заметить. Место, где жестокость норма. И это не может не повлиять на Мир с течением времени.

– Но подобное недопустимо… – попытался возразить Лендер.

– Ну, вы даже вообразить себе не можете, что и насколько допустимо вне Метрополии, – печально прервал его Кантор. – Увы. Законы людей не всеобъемлющи и не всесильны. А законы Мира иллюзорны и непонятны вне Мира. Что же касается людей, воспитанных в привычке к злу, то не пройдет и сотни лет, как они провозгласят свой стиль жизни добродетелью и всякий другой уклад будут воспринимать как личное оскорбление и посягательство на их ценности.

– Утешает лишь то, что мы не будем жить в сем мире, исполненном несправедливых притязаний и неправедною гнева, – философски заметил сочинитель.

– Утешительно ли то, что наши дети вступят в ту эпоху, а наши внуки услышат Песнь Исхода? – в тон ему сказал Кантор. – Продолжайте, прошу вас.