Моя темная королева - Кристина Тэ Страница 34

Она смеется и начинает медленно обходить нас по кругу, громыхая подолом, а нам только и остается поворачиваться следом, чтобы не оставлять опасность за спиной.

– Хочешь ее о чем-нибудь спросить?

– Нет, – сипло отзывается Принц, и улыбка сползает с серых губ.

– Не ври. Ненавижу ложь. Ненавижу… – Дева смотрит на нас прямо и неотрывно, и пластины ее лица почти снова смыкаются в идеальную гладкую маску. – Все верно, милое дитя, меня предала та, с кем я делила детство и юность. Родная плоть и кровь. И я не буду рассказывать о том, как это больно, – каждый из вас испытал то же самое. Я расскажу о годах, десятилетиях неподвижности. О том, как сидела на парковой скамье под окнами дворца, где предательница жила моей жизнью. О том, как рядом миловались парочки и кормили друг друга виноградом и мягкими грушами.

Дева вскидывает руку, в которой зажата виноградная гроздь, стискивает кулак – и по каменной растрескавшейся коже стекает густой темный сок.

– Сколько глупых признаний мне довелось услышать, сколько увидеть надуманных трагедий. Мой нос терли на удачу, а на ухо шептали заклинания на мертвых языках, поверив в сказки, что одно из них пробудит камень. Я кричала, прогоняя наглецов прочь, а потом молила вернуться и попробовать еще раз, вдруг получится, но оставалась все так же нема и неподвижна. И лишь обещание… обещание, данное сестрой, не давало мне сойти с ума. Она посулила мне свободу от этих неподъемных оков, но солгала. Солгала! Она сказала, что однажды я встану и пойду, но утаила, что каменный панцирь со мной навеки…

Дева замирает там же, откуда начинала свой путь, – за спиной ее взмывает ввысь зиккурат ^[10] ступеней и сверкает хрустальный трон.

– Ложь – это скверна, так что ваше второе испытание – очищение. Скажите мне правду.

– Задайте вопрос, – говорит Принц, и я обреченно вздыхаю.

Я знаю, чего она хочет, никакие вопросы тут не нужны, но все же жду.

– Какой ты скучный, мальчик. Разве не интереснее послушать, какая правда сама готова сорваться с ваших языков? Но так и быть, я ведь добрая хозяйка. – Дева поочередно указывает на нас пальцем, словно мысленно произносит детскую считалочку, и, естественно, останавливается на мне. – Начнем с тебя, милое дитя. И вопрос будет прост, как твое открытое сердце. Кто ты?

И на что я надеялась?

Кто я? Как просто и как сложно.

Я дочь ведьмы. Я пастырь, умерший и возрожденный, запятнанный… нет, исцеленный тьмой. Я сирота на дороге мести, которую боюсь не пройти до конца. Я твой верный враг и…

Все это ерунда. Я знаю, что должна сказать. Знаю, что жаждет услышать Каменная Дева.

Но, прежде чем ответить, снова беру Принца за руку – ту самую, которой он вонзил в меня клинок. Ту самую, что дрожала, когда я смывала с нее грязь на обрыве у дома Волка. Я утешительно сжимаю мозолистые пальцы и признаюсь:

– Я сестра Королевы Олвитана.

На Принца словно перекидывается проклятье Каменной Девы – он становится до того неподвижным, что мне страшно поворачивать голову. И все же я должна.

Я смотрю на его побледневшее лицо, на бескровные губы, и ненавижу Деву все сильнее. Из горла рвется крик, что это не его вина. Я помню каждый миг нашей первой встречи и знаю, что Принц не мог поступить иначе, что все это не он, а ты… Но я молчу, потому что каменная тварь и так получила от нас слишком много.

– Что ж, похоже, обсуждений не будет, – разочарованно вздыхает она после затянувшейся паузы. – Жаль, но нас ведь ждет еще одна правда. Не так ли, Принц? Этот вопрос будет еще проще. Что ты прячешь за спиной?

Он не медлит, не размышляет, сразу же вытягивает перед собой позолоченную руку и говорит:

– Удачу горгобора.

Принцу, как и мне, не оставили выбора. Дева прекрасно знала оба ответа задолго до того, как мы открыли рты, и меня неимоверно злит эта игра.

– Хватит… – начинаю я, но она перебивает:

– Не говори того, что может превратить вас в прах за долю секунды до победы. Ведь тайн больше не осталось, верно? Лишь обмен. И в знак доброй воли я дозволяю тебе прямо сейчас сорвать яблоко и расплатиться со стариком.

– Я сорву, – вызывается Принц.

– Нет! – почти кричит Дева, отчего юное – слишком юное – лицо ее вновь трескается. – Нет, – повторяет она спокойнее. – Это ее сделка, ее обязательства. Ее выбор. Можешь сорвать любое, какое на тебя посмотрит.

Она взмахом руки указывает на сад, раскинувшийся по обе стороны центральной аллеи, но я не спешу уходить, не желая бросать Принца одного.

– Иди, – усмехается он, но пальцы его, которые я никак не могу отпустить, все так же холодны и безвольны. – Иди, пару минут я продержусь.

Я медленно отступаю, пячусь. Шаг, еще шаг. А потом разворачиваюсь и бегу со всех ног. «Первое же дерево, первое, – думаю заполошно. – Пусть это будет хоть паданец, хоть недозрелый плод».

Хозяин ведь не уточнял и просил просто «яблоко из сада». Явно не для еды. Вряд ли здесь вообще растет хоть что-то съедобное.

Но деревья словно издеваются. На первом нет не то что яблок, а вообще ничего, кроме пары веточек мелких зеленых ягод. На втором красуются спелые персики и незнакомые мне плоды с тонкой прозрачной фиолетовой кожицей, под которой пульсируют ряды крупных зерен. Третье собрало в своих объятиях чуть ли не все существующие фрукты… кроме яблок.

Снова и снова я вглядываюсь в кроны и взбираюсь по шатким лестницам, что стоят у каждого ствола, но не нахожу искомого. А в животе тем временем беснуется сосущая пустота, отчего спускаться на землю, ничего не сорвав, с каждым разом становится все сложнее.

Ведь что может быть страшного в одной ягодке, в одном укусе… Хозяин наверняка меня просто стращал…

Мысль эта, навязчивая, неотступная, вскоре заполняет собой разум, не оставляя ни единого просвета. Я уже не поднимаюсь по лестницам – зачем они, когда внизу есть сплетенные из корней столы, полные угощений. И про глупые яблоки больше не думаю – и без них тут есть чем подкрепиться. Хрустальные вазы с персиками, плоские узорчатые блюда с дольками апельсинов…

К ним-то я и примеряюсь, когда меня саму кусают. Кусают больно, вогнав в шею мелкие острые клыки на всю длину и чуть придавив. Я вскрикиваю и едва инстинктивно не бью по месту укуса, чтобы избавиться от зубастой пакости, но вовремя останавливаю ладонь. Бруни выпускает изо рта мою окровавленную плоть и, ворчливо попискивая, отползает на край плеча.

– Мог бы просто дернуть за волосы, – говорю я, чувствуя, как проясняется в голове, и потираю рану. – Ладно, спаситель, ты же можешь сказать, где это проклятое яблоко?