Пятая голова Цербера - Джин Вулф Страница 34

Старый Мудрец покивал.

– Я покажу тебе.

Потом глянул вниз, прокашлялся в сложенные горкой ладони и показал их содержимое Пескоходцу. Пескоходец попытался разглядеть там что-то, но сияние планеты-сестры мешало. Было такое впечатление, что руки Старого Мудреца сплетают паутину. В ней нечто покоилось, какая-то темная масса. Наклонившись ближе, Пескоходец тем не менее ничего больше не увидел. Попытался дотронуться – и его пальцы прошли насквозь через руки Старого Мудреца и то, что он в них держал. Он почувствовал себя дураком и ощутил внезапное одиночество. Он был как мальчишка, говорящий с пустым воздухом в час, отведенный для сна.

– Ну вот, – и Старый Мудрец шевельнулся особым образом. Из ниоткуда возникло второе Дитя Тени и село рядом с ним, плотное и совершенно реальное.

– Это ты со мной говорил? – уточнил Пескоходец. Его собеседник не ответил и не поднял взгляда. Спустя миг он откашлялся в ладони так же, как сделал это Старый Мудрец, и отвел их.

– Говоря со мной, ты говоришь со всеми нами, – отвечал Старый Мудрец. – Нас здесь пятеро, так что ты говоришь прежде всего с этой пятеркой. Но и с остальными Детьми Тени тоже. Хотя и ослабленные расстоянием, песни их долетают издалека, помогая очертить контуры формы, в коей являюсь я сам. Но взгляни-ка на то, что этот второй показывает тебе.

На миг Пескоходец посмотрел на Дитя Тени. Ему показалось, что оно еще довольно молодо, но темное лицо было молчаливым и недоступным. Глаза почти закрылись, но даже сквозь сомкнутые веки Пескоходец чувствовал его дружелюбный, немного смущенный и чуточку боязливый взор.

– Возьми немножко, – предложил Старый Мудрец.

Пескоходец подцепил пережеванное пальцем и понюхал. Пахло отвратительно.

– Это дает нам нашу силу, потому что, хотя это всего лишь растение вашего мира, в нем заключены величайшие возможности. Листья его широкие, серые, покрыты бородавчатыми наростами, цветы желтоватого оттенка, семена розовые и похожи на шипастые яйца.

– Я видел его, – сказал Пескоходец. – Съедобные Листья предупреждал меня насчет этого растения, когда я был еще маленьким. Оно ядовито.

– Так верят твои соплеменники, и так будет, если объесться его, но смерть, вызванная этим способом, не из мучительных и, пожалуй, лучше любой другой. Но в промежуток между двумя полными лицами планеты-сестры мужчина может взять свежие листья и осторожно поместить их себе за щеку. После этого он обязан воздерживаться от сношений с женщинами и поедания мяса, ибо он свят, и Господь в нем.

– Видел я одного такого, – мягко сказал Пескоходец. – Я не убил его только потому, что пожалел.

Он не хотел повышать голос и испугался, что Старый Мудрец рассердится, но тот кивнул:

– Мы тоже жалеем таких и завидуем им. Он становится Богом. Вероятно, он в свою очередь пожалел тебя.

– Он мог убить меня.

– Ибо он увидел, чего ты стоишь, и почувствовал твой стыд. Но, пока планета-сестра не явится снова в том же обличье, более не должно мужчине искать этого растения и вкушать его листьев. Он должен держать за щекой то, что уже получил, и жевать это, пока не перестанет получать удовлетворение. Вздумай он попробовать свежие листья чаще, неизбежно умрет.

– Но если применять растение так, как это делаешь ты, оно безопасно?

– Мы все впервые испробовали его в молодости и, как видишь, вполне здоровы. Разве мы плохо деремся? Мы живем очень долго.

– Как долго? – заинтересовался Пескоходец.

– Тебе-то какая разница? Я говорю об опыте. Мы видим и чувствуем многое. Было время, мы умирали окончательно, и тогда мы стояли выше Господа и ниже зверей. Но теперь мы не столь величественны, так что приходится нам жевать эту жвачку. Она заменяет нам мясо, когда мы голодны, а рыбы наловить негде, молоко, когда мы жаждем, а воды негде набрать. Юноша, воспылав похотью, ищет женщину, находит ее, становится великим человеком и умирает для мира. После этого он уже никогда не достигнет прежних вершин, но ведь остается с ним женщина, чтобы напоминать о тех временах, с нею он снова может заглядывать в дни своей цельности и мощи. Так же и с нами, с тою разницей, что, когда наши жены становятся белесо-седыми и перестают доставлять нам удовлетворение, мы просто сплевываем их в пригоршню. Потом обращаем свои взоры к лику планеты-сестры, дабы видеть, как огромно пространство и время, и когда фаза повторяется, находим себе новых жен. Мы снова молоды, и Бог с нами.

– Но вы больше не похожи на нас, – повторил Пескоходец.

– Мы были похожи и сменяли этот облик на тот, что носим сейчас. Давным-давно, в нашем утраченном доме, прежде чем дураку случилось высечь первую искру огня, мы были такими, как вы. Скитались по свету, и не было у нас ни имен, ни названий ни для чего, кроме солнца, ночи и друг друга. Теперь мы снова таковы, ибо есть на свете боги и вещи, сотворенные безразличными к нам руками. И таковы же вы сами – потому что вы ходите только теми путями, какие указали вам мы, и повторяете за нами все наши действия.

Пескоходец был поражен мыслью, что его соплеменники могли имитировать Детей Тени, которых при свете дня ни во что не ставили. Но он сказал лишь:

– Уже поздно, мне надо отдохнуть. Спасибо, что был добр ко мне.

– Ты не попробуешь?

– Не сейчас.

Молчаливое Дитя Тени, казавшееся теперь менее реальным, чем призрачная фигура, сидевшая рядом на корточках, запихнуло свою жвачку обратно в рот и побрело прочь. Пескоходец распрямился и от всей души пожелал, чтобы Сладкий Ротик опять пришла и легла с ним. Старый Мудрец, ничего ему не оставив, сгинул, и сны ему снились дурные: виделось ему, что всякая часть его растаяла, исчезла, и он смотрит без глаз, чувствует без кожи, превратился в обнаженного червя сознания, подвешенного на незримом крюке посредь ослепительного блеска. И кто-то кричал.

Крик повторился, и он подскочил, сражаясь с пустотой, руки молотили воздух, а ноги были чем-то связаны. Во рту полно горечи. Ветви Кедра Качаются кричала. Съедобные Листья и Кровавый Палец тянули его за руки, пока ему не показалось, что они вот-вот переломятся. Вокруг кружком сидели и наблюдали Дети Тени. Сладкий Ротик плакала.

– Грязь на дне уходит вниз, – сказал ему Кровавый Палец, когда они наконец вытянули его из западни, – и подчас очень быстро.

Ветви Кедра Качаются молвила:

– Когда ты был еще маленьким, но знал, что растешь, ты больше не хотел со мной спать, и я привыкла вставать по ночам, чтобы подойти к тебе и посмотреть, все ли с тобой хорошо. Этой ночью я проснулась и вспомнила об этом.

– Спасибо.

Он выкашливал песок и отплевывался.

Голос из теней заметил:

– Мы не знали. Впредь неспящие глаза будут стеречь тебя.

– Спасибо вам всем, – сказал Пескоходец. – Хорошо иметь много друзей.

Они еще немного поговорили и один за другим вернулись на свои места. Пескоходец некоторое время бродил по яме, испытывая, прочно ли ее дно, и прислушиваясь к песку. Но слышал он только Океан и в конце концов попробовал уснуть.