Анизотропное шоссе. Путеводитель по дорогам, которые выбирают - Михаил Савеличев Страница 34

— «Танго», «Танго», ответьте, я — «Неман», ответьте, «Танго». Срочное сообщение от «Неман», ответьте, «Танго».

Таманский вколол сихиртя вторую дозу обезболивающего, на мертвенно-бледное лицо Пебева вернулось немного розовой краски. Но было понятно, что раненый долго не продержится и болевой шок его все же настигнет. И тогда… тогда все зависит, насколько крепок телом и духом этот маленький человек.

— Капитан, — Таманский подошел к Арехину, который стоял у окна и смотрел на заброшенный купольный город, — сидеть на заднице и ждать у Ямала погоды бессмысленно. Надо решать. Либо двигать за шаманом к этим всяким подземным духам, либо…

— Духам, говоришь? — Арехин раздавил окурок о подоконник. — Добро, давай пощупаем духов за вымя или что там у них есть.

— Вот это я понимаю! — обрадовался Таманский. — Блинчиков, сворачивай шарманку, пока батарею не высадил, отчаливаем.

Арехин подошел к сихиртя:

— Пебева, ты покажешь дорогу, и мы отведем тебя к Иду Ерв. Согласен?

Сихиртя перестал баюкать искалеченную руку и посмотрел голубыми глазами на капитана:

— Пебева отведет вас.

— Сам идти сможешь? Мы можем тебя нести.

— Пебева сам пойдет.

Пебева пошел сам. Но недалеко. Уже на лестнице его повело так, что не ухвати Таманский капюшон малицы, сихиртя покатился бы вниз.

— Потащу на себе, — сказал Таманский. — Приладим ремнями под мышки и под колени, так, чтобы дорогу видел и мне говорил.

В результате вид у старшего лейтенанта с Пебевой на спине вышел потешный, так что Блинчиков едва сдержал улыбку.

— Как японка, японский бог, — пробурчал Таманский. — Эй, Пебева, удобно тебе?

— Пебева удобно.

— Тогда бегом марш! — скомандовал Арехин, и они побежали туда, куда указал сихиртя и где виднелись горные вершины.

Погода опять менялась. Внезапная оттепель, от которой под ботинками хлюпало, а в воздухе висела мельчайшая водяная взвесь, настолько плотная, что казалось, будто бежишь сквозь воду и можно открыть рот, чтобы собрать ее достаточно для глотка, вновь отступала. Холодные и даже ледяные потоки пронизали слои теплого воздуха, как кинжалы, режущие кожу лица резким градиентом температуры. Почва то застывала до звенящей гулкости, то рассупонивалась, отчего было непросто приноровиться бежать, да еще с человеком на собственном горбу.

Таманский поначалу пытался выбирать места потверже, но на бегу непросто угадать, что встретит подошва — топь или лед. Это самый неприятный период климатических флуктуаций, когда на узком пятачке густо перемешивались два времени года — глухая арктическая зима и угрюмое арктическое лето.

— Танки грязи не боятся, — кинул на бегу Арехин, — они в ней тонут, — и Блинчиков поначалу не понял, к чему относятся слова капитана, и лишь затем разглядел торчащие поодаль покореженные дула и башни, а кое-где из земли, словно выветренные останки доисторических чудовищ, проступали колеса и гусеницы. Это были «Арматы-34», когда-то основной танк арктической группировки, пока такие вот климатические аномалии не сделали не только бесполезным, но и опасным использование тяжелой бронетехники в здешних условиях. Хотелось верить, что экипажи погибших машин успели спастись.

Когда мороз сгустился до такой плотности, что в нем не осталось ни единой прожилки тепла, а почва под ногами забронзовела и гулко отдавала, будто колокол, тундру взломали каменистые выступы, затем они резко сдвинулись, стиснулись, взгромоздились друг на друга, словно огромные ступени, пронизанные глубокими трещинами.

Таманский в пылу быстрого бега не сразу обратил внимание на то, что сихиртя осторожно похлопывает его по плечу.