Зло побеждает зло - Павел Дмитриев Страница 33

Ближе к маю я начал осознавать масштаб своей ошибки. Продать бизнес до "чёрного четверга" 24 октября 1929 года малореально. Во-первых, упрется практичная Марта, что ей рассказы о каком-то там кризисе в Нью-Йорке? Во-вторых, найти нормального покупателя не так и просто. Не привыкли тут к диким стартапным скоростям, любой инвестор для начала потребует хотя бы годовой отчет.

И будет совершенно прав, кстати сказать. Олдскульное, оффлайновое дело не способно долго расти по гиперболе. Масштабирование затратно, то есть каждая новая точка требует перед стартом вложения как минимум своего полугодового дохода. И ладно бы все упиралось в деньги, нет, еще нужны люди и время. Вдобавок конкуренты не дремлют. Пока они предпочитают занимать свободные территории, но это ненадолго. Скоро мы столкнемся лоб в лоб, ценой.

Таким образом, выходить на биржу во время Великой депрессии придется не более чем с десятком тысяч марок — более выдернуть из "Kinderluftballons" не удастся при всем желании.

Много это или мало?

Совсем недавно, еще прошлой осенью, я не сомневался — подобного капитала более чем достаточно. Логика событий выглядела просто: во время первого биржевого краха Доу-Джонс гарантированно рухнет в разы. Если поставить на него с обычным для интернет-трейдеров кредитным плечом ^[97] один к ста, можно без особого риска выручить около миллиона. Далее, имея перед глазами хотя бы приблизительный график, даже самый пустоголовый брокер сумеет за несколько лет довести состояние до размера, позволяющего реально влиять на судьбу мира.

Цифры из учебников 21-го века, совместно с технологическим примитивизмом текущей реальности, разнесли в песок и щебень простой план обогащения.

"Черный четверг" навсегда станет символом эпохи, но индекс в этот день обвалится всего лишь на "ужасающие" одиннадцать процентов. Голубые фишки — того меньше, некоторые даже умудрятся подрасти. В целом за неделю падение составит "кошмарные" сорок процентов. Затем, чуть не на полгода, начнется медленный восстановительный рост. Совсем нестрашно на фоне РТС, который в конце 2008 года упал в пять раз, да так толком и не поднялся до моего провала в прошлое.

Нельзя сыграть и количеством: занять на один свой доллар сотню чужих под залог акций, как это делают на Форексе будущего, попросту невозможно. Причина чисто техническая: в Берлине 1929 года, впрочем как и во всем мире, товары и бумаги покупают и продают с голоса. Совершенно буквально, брокеры, помогая себе хитрой жестикуляцией, выкрикивают предложения у биржевой стойки, распоряжения же получают через телефон или с ленты телеграфа. Реакция такой примитивной системы занимает в лучшем случае минуты. ^[98] В результате точность исполнения заявок зачастую превышает несколько процентов.

Что это значит в деньгах? Для торговли "на свои" разница в один процент малозаметна. Но с кредитом, когда клиент открывает позицию в сотню раз больше своего депозита, промах на все тот же один процент ведет к немедленному исчерпанию залоговых средств клиента и убыткам брокера. Поэтому никто в здравом уме и твердой памяти не станет добавлять к доллару новичка более двух-трех своих. Более того, подобные махинации прямо запрещены правилами.

Итого, со своими жалкими десятью тысячами и вероятными двадцатью кредитными, в "Черный четверг" я получу всего три тысячи прибыли. Повторив операцию несколько раз, можно удвоить или утроить деньги. Однако о миллионах лучше забыть сразу и навсегда.

Не видно богатства и со стороны "Kinderluftballons". По прикидкам к осени 1930 ее цена едва ли превысит семьдесят тысяч марок. Ведь ничего по-настоящему оригинального у нас нет. Итого, при большой удаче, мы получим "за все" где-то около тридцати тысяч долларов. Роскошный куш по меркам Марты, половины ей с запасом хватит на обустройство где-нибудь в Балтиморе. Но для разворота истории СССР на новый путь — смешные гроши.

В отчаянии я пустился во все тяжкие. Снял на час студию звукозаписи и без лишних свидетелей нарезал на пластинку "The Great Pretender" и "Wind of Change" с диска "величайших хитов". Продюсер вежливо выслушал, покивал головой и пообещал связаться со мной позже. На лице ясно читалось: "как же меня за. али любители безумной какофонии!".

Следующим ходом перепечатал и отправил в издательство случайно завалявшийся на флешке телефона "1984" Оруэлла. Получил в ответ чуть прикрытое политкорректными оборотами пожелание "засунуть свой скотский новояз в самое глубокое дупло и никогда оттуда не вытаскивать".

Заняться бы пиаром и рекламой, нанять переводчика, стенографистку, машинистку, адаптировать под текущую реальность кучу текстов или треков. Завести серьезное аналитическое издание. Ни грамма не сомневаюсь, на этом пути меня ждет изрядный успех. Но… "Kinderluftballons" жрала время почище чем юристы — деньги. Частенько мы с Мартой добирались до кровати ближе к ночи и просто засыпали рядом друг с другом.

Казалось, весь мир ополчился против. Обстоятельства настойчиво толкали на легкий путь: что если история вообще неизменна, а любая попытка заранее обречена на провал?

Все изменил давний знакомый, господин Ларионов.

Нет, он не вскрыл инкогнито герра Кирхмайера — а всего лишь совместил высказанную мной идею по забросу антибольшевистской пропаганды в Ленинград с моими же воздушными шарами. ^[99] Вернее сказать, изделия из латекса он заказал свои — побольше, погрубее, не такой вычурной формы. В дополнение к ним запустил в мелкосерийное производство примитивный механический таймер, способный по истечении заданного времени "отпустить ниточку".

Остальное оказалось делом техники. Выждав подходящий ветер, бравый капитан вышел из Териоки поближе к Кронштадту на какой-то каботажной шаланде. С ее борта он и запустил в сторону Ленинграда аж три сотни летающих спам-боксов, каждый чуть менее фунта весом.

Уже через час чекисты в панике метались по улицам северной столицы — с пустого неба тут и там нескончаемым потоком валились листовки. Небольшие, размером с игральную карту, они были напечатаны с двух сторон на тонкой, но прочной водоотталкивающей бумаге; по верхнему краю шло яркое трехполосие российского флага. Небывалое зрелище привлекало каждого — прохожие гонялись за бумажками как за дорогими подарками. Заполучив в свои руки — с удивлением рассматривали табличку "сравнение цен и заработков за границей и России", хмыкали над объяснением "у большевиков кончается царское золото, теперь ради мировой революции будут грабить своих", задумывались над прогнозом "скоро грядет страшный глад".