Четыре танкиста. От Днепра до Атлантики - Валерий Большаков Страница 33

– Саня, следи за немцем. Как только борт покажет, сразу сади!

– Понял!

Когда «Зверобои» покончили с шестым танком противника, одна из «Пантер» удачно подвернулась и Федотов выстрелил. Снаряд угодил «кошке» в бок, и удачно, аж люки повышибало.

Немцы тоже стреляли – соломенная крыша сарая, под которой прятались самоходки, загорелась, но «Зверобои» сначала довели счет до восьми подбитых и лишь затем покинули полыхавший сарай.

Незаметно опустилась темнота, и зарево делало ее еще черней и непроглядней. А в поле яркими факелами горели немецкие танки.

– Штук семь или восемь ушло, – сказал Репнин, будто раздумывая. – Иваныч! Прожектор цел?

– Это, который ифра… ин-фра-красный? Да что ему сделается…

– Ставь тогда. Ваня, вызови Лехмана. Скажешь, что мне нужен взвод или два с этими самыми инфракрасными осветителями – наведаемся немцам в гости! Да, и пусть прихватит пару БТР с пехотой.

И минуты не прошло, как за коровниками или амбарами зарычали дизели, и к колонне артиллеристов вышли восемь «сороктроек» с поблескивавшими прожекторами на башнях.

Бронетранспортеров, оборудованных для ночных рейдов, всего-то два и было, а больше и не нужно.

102-й двинулся впереди, прямо через поле, где догорали немецкие танки. Оставив поле позади, «ночные охотники» выбрались на дорогу, изъезженную гусеницами «Пантер» и «четверок».

«Т-43» катились быстрее фрицев, поэтому вскоре догнали немецкую колонну. Танки противника двигались неторопливо, экономичным ходом, включив фары, так что можно было быть уверенным – никто из «панцерзольдатен» не разглядит в потемках русские танки. И не услышит за грохотом собственных машин.

А «сороктройки» со своими глушителями и «резинками» и вовсе казались бесшумными тенями на фоне ревущих и лязгающих «панцеров».

Добравшись до какой-то деревни, немецкие танки остановились, растянувшись вдоль единственной улочки, где уже почивало не менее танкового взвода.

– Заходим с юга, со стороны огородов!

– Есть, товарищ командир!

Лупить по немцам издалека было можно, но тогда пришлось бы открывать не прицельный огонь, а просто бить по площадям, что глупо. Видеть же «мишени» ночью можно было лишь метров за двести с небольшим, дальше инфракрасная подсветка просто не доставала.

Малым ходом «Т-43» прокрались, задами выезжая на позицию.

– Строимся в линию!

Первым выехал 102-й, и Репнин приник к ночному прицелу. Силуэты немецких танков были едва видны – до них было метров двести пятьдесят, но попасть было нетрудно.

Со сдержанным рычанием подвернул танк Лёни Лехмана. За ним выстроились остальные, походя на расстрельную команду.

Открывать огонь со стороны огородов было самой разумной тактикой, отсюда была видна большая часть «Пантер» с «четверками», лишь две или три заслоняли дома.

– Бронебойный!

– Есть! Готово!

– Саня, целься по крайнему слева. Видишь? Там только задняя половина. В нее и зафигачь!

– Есть!

Башня плавно развернулась.

– Выстрел!

Грохот, как показалось Репнину, вышел оглушительным. Краткая вспышка осветила и танк, и покосившийся забор и тут же, словно огненная роза, расцвела на борту «Пантеры», а в следующую секунду ее башня поднялась на столбе клубившегося пламени, Геше показавшемся ослепительным.

Тут же ударили танковые орудия еще двух взводов. Снаряды входили в борта немецких машин легко, как будто и не броню они пробивали, а фанеру.

Огненные вспышки, снопы искр, клубы подсвеченного дыма залили всю улочку мерцавшим сиянием, переходившим от ярко-желтого и алого до бурого и багряного. Отсветы захватывали и огороды, смутными пятнами выделяя танки 1-й гвардейской, а уцелевшие хаты застило разгоравшееся пожарище, прикрывая советских танкистов.

– Уходим!

Михаил Иваныч сдал назад, выходя из-под возможного удара, и пристроился в хвост танковой колонне – Лехман опередил Репнина, прежде командирского покинув огороды. Над деревней плясали огни и шатались тени, перебегали скрюченные фигурки.

– Санька! Беглый огонь!

Федотов выпустил один за другим пару осколочно-фугасных, добавив сутолоке пущего ужаса. Мотострелки с бэтээров расщедрились на длинные очереди из пулеметов.

– Уходим!

* * *

Вернулись без потерь и решили вместе с автоколонной не задерживаться, а продвигаться к ближайшему селу, оставленному немцами.

Репнин вместе с капитаном, командовавшим артиллеристами, разбили всю технику на группы, так, чтобы каждый танк с прибором ночного видения вел за собой грузовики и «КВ», на которые никаких инфракрасных прожекторов не ставили, – их водители ориентировались по танковым габаритным огням на корме.

Первым двинулся Лехман, за ним покатили два грузовика с орудиями. Иваныч пристроился следом – за ним, как за ледоколом, шли «КВ-1М» и грузовик с кунгом.

Не зажигая огней, в полной темноте, колонна одолела порядка двадцати километров, когда впереди показалась Грушевка.

С виду деревня казалась покинутой, но затем Репнин разглядел четкий силуэт зенитной самоходной установки. У немцев таких не было, и Геша облегченно вздохнул.

– Вроде наши стоят. Вань, вызови Лехмана, скажи, пусть пошлет разведку.

– Есть!

Один из БТР тут же уехал. Не доезжая околицы, он остановился, и дальше разведчики двинулись пешком. Стрельба, которой опасался Репнин, не поднималась, а вскоре Лехман сообщил, что все чисто – в селе стоит дивизион ЗСУ-37 ^[19].

– Вперед!

Село было брошено, да и домов, в которых еще можно жить, насчитывалось в Грушевке немного – по пальцам одной руки пересчитаешь.

Репнин обошел сельский клуб и обнаружил в одной из комнат роскошную голландскую печку. Почти все изразцы были давным-давно расколочены и пустые места замазаны штукатуркой.

– Переночуем здесь, – решил Геша. – Иваныч, на твоей совести печка и дрова. Мы с Санькой заколачиваем окна, а тебе, Ваня, поручается самое ответственное задание – организуй нам пир горой! Товарищи! Вы хоть помните, какой сегодня день? Через час – Новый год!

Бедный ахнул, хлопая себя по бокам, и быстренько сориентировал Борзых – видимо, намекнул, где заныкал разные вкусности. Вроде бы сам Михаил Иваныч из Воронежа, а хомячество чисто хохляцкое!

Заколотив окна и утеплив их, Репнин и сам сбегал в танк – с самой Москвы он хранил заветную бутылочку «Советского шампанского». И вот, пришло время!