Досье "72" - Жан Коломбье Страница 33

II — Условия применения

Сессии будут проводиться в специально для этого создаваемых «Центрах перехода». «Центры перехода» будут организованы на уровне департаментов или регионов.

III — Особые случаи

Выходцы из иностранных государств должны будут покинуть территорию Франции по достижении 72 лет (75 лет для женщин).

Обладатели двойного гражданства подчиняются законам, действующим на территории страны основного гражданства.

Проживающие за границей французские граждане должны будут вернуться во Францию.

Указанные меры не касаются служащих Римско-католической церкви.

Кузен Макс ошибся: криков не было. Стоял сплошной ужасный рев. Каждый стал стараться сказать свое слово, внести свой комментарий или поправку в текст закона, в котором нашлось много слабых мест. Вся Франция углубилась в лихорадочный анализ мер, прочтение которых заставляло возопить:

— Как же так, если я правильно понимаю, дядя Робер в свои семьдесят пять лет умрет, скажем, в 2019 году, а дедушка Тьерри, которому уже девяносто два, умрет раньше него всего на полтора года! Это немыслимо! У них была разница в семнадцать лет на старте, а на финише она будет менее восемнадцати месяцев! Вот уж не повезло дяде Роберу!

— А твой отец умрет в один год с моим, хотя твой старше моего на четыре года! Это, по-твоему, нормально?

Несправедливость могла породить волнение толпы, чего так опасался Кузен Макс. Потому что несправедливость была налицо. Ограниченные во времени, понимая, что в любом случае удовлетворить всех будет невозможно, члены ГПН ускорили события. Чем раньше все войдет в нормальный ритм семидесяти двух лет, тем будет лучше. А пока надо было держаться.

Но возмущение, вызванное этим несправедливым законопроектом, проявилось не сразу: с одной стороны, в конце марта дул холодный ветер, и старикам не очень хотелось выходить из дома. Они дорожили своим здоровьем, сегодня больше, чем когда-либо. На маршах протеста, к которым призывали их здравомыслящие ассоциации, можно было подхватить заразу. С другой стороны, в их рядах царил разброд. Тем, кому было больше девяноста лет, жаловаться не приходилось, и поэтому протестовать они не собирались. Тем, кому было за восемьдесят, взвешивали за и против: хорошо, по отношению к девяностолетним они проигрывали, но в сравнении с теми, кому больше семидесяти шести лет, они были в явном выигрыше. Лица в возрасте от семидесяти шести и выше также придерживались этого мнения и не завидовали судьбе тех, кому было больше семидесяти двух. А те, всеми покинутые, предпочли сидеть в тепле.

Тем более что в их возрасте они уже смогли накопить богатый жизненный опыт и не питали никаких иллюзий насчет солидарности с ними более молодых. В других обстоятельствах, возможно, поколения смогли бы объединить свои силы. Но пятидесяти- и шестидесятилетние задавали себе совсем другой вопрос: что ждало их в этих «Центрах перехода», о которых они, естественно, были наслышаны, поскольку газеты провели достаточно глубокие расследования по поводу этих новеньких зданий, которые росли как грибы после дождя по всей территории Франции? Да, смерть, это они знали. Но какая? «Журналь офисьель» ничего об этом не сообщал, представитель правительства намекнул на то, что каждый регион был волен выбирать вид умерщвления по своему усмотрению.

И потом, как водится, неясность дала разгуляться игре воображения, и за стойками баров обсуждали самые невероятные слухи. Некто, чья сестра знакома с племянником префекта департамента Изер, заверял шепотом, что в департаменте Рона-Альпы это будет повешение. А другой намекал на то, что в южном регионе выбор был уже сделан: эшафот. Эшафот!

Ревностно отнесшийся к успеху угольного региона Штими и к его заброшенным шахтным колодцам, в которые планировалось сбросить старых горняков, один хорошо информированный житель района Ланд поклялся нам, что в Аквитании, где большие площади поросли лесом, старикам предоставят шанс спастись и для этого их отпустят в леса, а потом будут охотиться на них с собаками. В это уж совсем никто не поверил, но бездельникам из бара такой вариант очень понравился. В час аперитива, разогретые двумя-тремя порциями анисовки, они взяли в привычку при виде какого-нибудь семенящего по тротуару старика становиться на пороге и, держа в руках воображаемое ружье, расстреливать несчастного: пум, пум!

Подталкиваемая в спину официальной информацией, главной целью которой, казалось, был конфликт поколений, погрязшая в тошнотворных шутках, потеряв, возможно, всякое чувство меры перед лицом вездесущей Смерти, Франция вошла в мрачный период своей истории.

20

Однако с первой отправкой все получилось хорошо. Я помню все, словно это было только вчера. Кузен Макс настоял на том, чтобы я поехал с ним. Он поехал инкогнито, а меня журналисты не знали. Это происходило 8 января 2017 года до полудня. Было прохладно, но небо было ясным. Мы стояли перед мэрией небольшого населенного пункта под названием Марсельян в провинции Лангедок.

Площадь была черной от народа. Пресса, радио, телевидение, артисты, представители местных или центральных органов всех политических партий, активисты ассоциаций «за» и «против», простые зеваки — никто не отказался от приглашения. Присутствовал, разумеется, и Муниципальный совет в полном составе, все празднично одетые. Мэрия была украшена трехцветными флагами, что придавало событию особую торжественность, равно как и большой духовой оркестр.

Мэр городка по фамилии Жан-Люк Драпо с большим трудом заставил оркестр умолкнуть. «Самбр и Мез» [8], это будет позже. Ему было что сказать. И он это сказал, хотя несколько смущался в присутствии кинокамер. Никогда он не видел стариков вблизи, впрочем, нет, вблизи он их видел, но никогда не обращал на них внимания. Сегодня все они уставились на него своими округлившимися глазами, и он, если честно, был несколько смущен: он не знал, следовало ли ему выдержать этот отсутствующий взгляд, то есть продолжать улыбаться. Но в этом случае он терял нить своей речи, а палец, которым он отмечал каждый абзац, слегка съезжал и вынуждал его делать паузы, а его облегченные восклицания — «ах, вот!» — только подчеркивали смущение. А в конце — ладно, тем хуже для кинокамер, не время для кокетства — он одним махом закончил свое выступление и, наслаждаясь аплодисментами, немного сожалел о том, что слышен был и свист сторонников интеграции из толпы.

Дальнейшее развитие церемонии сильно озадачило нас с Кузеном Максом. Мы ожидали, что все пройдет скромно и быстро, но Муниципальный совет решил устроить некое подобие народного гулянья. Главное должностное лицо вновь взял слово, но не стоит волноваться, он будет немногословен. Он пожелал напомнить присутствующим, чем мы обязаны нашим старикам, а потому беспокоиться не о чем, поскольку мы всегда будем стараться устроить героям дня такие проводы, которые они заслужили.

Сказав это, он вынул из кармана листок бумаги и аккуратно его расправил. Взглянул в камеру, прокашлялся.