Последний рубеж - Андрей Стерхов Страница 33

И случилось привычное сновидение. Все тот же запредельный сон. Кошмар, который мучил его уже без малого год.

Сначала, как всегда, крик.

Истошный такой, отчаянный крик.

Влад оборачивается. Обезумевший «гаринч» выскочил из укрытия, встал в полный рост и долбит короткими очередями. Влад не видит, он знает – в руке «Ворон», и прежде чем подумать, нажимает на курок.

Лови!

Пуля входит меж глаз безумца. Тот вскидывает руки, будто надумал взлететь, но вместо этого бухается в жижу. Он уже мертв, а его палец все еще давит на гашетку, и винтовка, задрав ствол, продолжает дырявить небесную дрянь.

«Дальше, солдат! Дальше! – беззвучно кричит себе Влад. – Работать!..»

И работает.

Тупо.

На поражение.

Легкий поворот руки, и глаз набегающего справа «гаринча» взрывается фонтаном красно-розовых брызг. Убитый оскальзывается, по инерции делает шаг и плюхается в зловонную хлябь.

«Дальше! Дальше! Работать, солдат!..»

Влад слышит фырканье «шмаза» и краем глаза успевает заметить, как луч режет бегущего чуть впереди и слева бойца. Братишка валится на землю по частям: пулемет стволом вниз – верхняя часть тела – все остальное. Влад пробегает мимо, стараясь не глядеть на дымящую плоть.

«Дальше! Дальше! Нужно работать, солдат!..»

И работает.

Ищет глазами, находит и «делает» ту тварь, которая свалила пулеметчика.

«Сдохни, сука!»

На лбу «гаринча» вспыхивает кровавая язва, он роняет лейку «шмаза» и роет мордой глину.

Сдох.

«Дальше! Дальше! Ра… Вот же дерьмовое дерьмо дерьма!»

Рядом, захлебываясь кровью, падает на колени молодой боец. Оружие вываливается из его отказавших рук – пуля пробила горло и вошла в позвоночник.

«Дальше, солдат! Дальше! Жалеть некогда – нужно ра… О, е-е-е!»

Выглянувшего из-за бруствера «гаринча» сметает чья-то очередь, но гад успевает засадить. Влад исполняет причудливый танец и, загипнотизировав пули невиданными па, уходит незадетым. И с ходу, продырявив столб серого дыма, достигает рубежа. Первым – первого. Который здесь последний.

«Не ждали, суки?..»

«Гаринч», сидящий на дне окопа, вжимает голову в плечи и лупит в упор. Влад разворачивает корпус – пули скользят по пластинам бронежилета – и разряжает из-под руки последний заряд в перекошенное страхом лицо.

Все – пуль больше нет, «Ворон» пуст.

«Всем спасибо, все свободны…»

Но ни хрена подобного – бой не окончен. Рядом падает чья-то серая тень – какой-то не такой-то подкрался сзади.

«Вот же б…»

Щелчок.

«Осечка!»

Пронесло.

Влад выдергивает нож, перехватывает и бьет с разворотом наотмашь. Стоящий сзади валится без вскрика. Скатывается по размокшей глине в окоп и падает в мутную лужу на дне.

Перерезав недомерку горло, Влад разрывает еще и лямку его каски. Безразмерный горшок слетает с неестественно запрокинутой головы и откатывается в сторону.

«Что за хрень?!»

Длинные соломенные пряди. Вплетенные в косы бусы…

«Девчонка…»

«Ребенок…»

«Змея».

Змея – это уже не сон.

Заползла без спроса на правую ногу, блестит чешуей, сучит языком и, похоже, собралась ползти выше.

Влад не стал дожидаться, когда та пойдет в атаку, подкинул гадину вверх метра на два.

Достигнув верхней точки взлета, змея вильнула всей своей мерзкой длиной и, обнаружив, что ни хрена не птица, тут же устремилась вниз. Но до камней не долетела. – Влад изловчился и схватил ее мертвой хваткой. Тут же выдернул тесак и снес языкатую башку к такой-то матери.

После этого все и началось.

Когда поджаривал на костре добровольно приползшую к нему свежатину, почувствовал, что кто-то подсматривает. Сначала решил, что показалось, поскольку никого вокруг не было. Ни единой живой души. Попробовал отмахнуться. Не ушло.

Попытался расслабиться: помял затылок, потер виски, помолотил кулаками воздух. Но нет, не уходило ощущение. Наоборот, усиливалось. Появились характерный холодок в груди и чувство пустоты в желудке – первые признаки того, что кто-то держит за дичь. Словно кто-то подкрался и, готовясь к прыжку, глаз не сводит. Или целится через оптику.

Но Влад все еще не верил – подумал, дурной сон разболтал нервишки.

Чтобы заглушить эту несвоевременную беду, он попробовал разговаривать вслух. Сам у себя спрашивал в голос:

– А не сожрать ли тебе, Кугуар, еще один кусок этого офигительного жаркого?

И сам себе громко отвечал:

– А фиг ли не съесть!

Потом, вгрызаясь в хрустящую змеиную плоть, громко нахваливал, причмокивал и просто откровенно чавкал. А потом на сытый желудок еще и фрагмент песни застольной спел. Старинной. Даппайской. Вытанцовывая вокруг костра нечто среднее между лезгинкой и сиртаки, орал во все горло:

Ой-хм, зачем ты в башне старой,

Где свирепствуют ветра,

Глаз под всхлипы арморгары

Не смыкаешь до утра?

Став сестрой родною ночи,

Ты печалишься о ком?

Ты кого увидеть хочешь

За распахнутым окном?

Окна б ты позакрывала,

Моя девица-краса —

Воронье уже склевало

Его мертвые глаза…

Несмотря на все старания, гадостное ощущение не рассеялось. Не исчезло. По-прежнему испытывал Влад неясную угрозу на физиологическом уровне.

И в который уже раз огляделся по сторонам. Пусто. Нет ни человека, ни зверя. Никого нет. Никогошеньки.

Вообще-то, казалось, что смотрят откуда-то слева. Но там, в принципе, спрятаться было негде – голый склон холма, переходящий в каменистую гладь, где самый крупный камень максимум с кулак. Не мог там никто прятаться. Если только не вообразить, что позарился на солдата какой-нибудь местный саблезубый суслик. Чушь!

Когда бы неприятная эта эманация исходила с правой стороны, другое дело. Там как раз было, где укрыться – метрах в двадцати произрастала непроходимая роща чего-то непонятного: не то высокого кустарника, не то низкорослых деревьев.

Во мраке этого буро-коричневого безобразия, куда, кстати, и убегал ручей, вполне можно было схорониться. Когда за хворостом ходил, видел.

А еще сзади, за огромными валунами на вершине холма, можно было бы зашкериться. Или впереди – в ожидающих очередного разлива сухих зарослях высокого прибрежного травостоя. Очень удобно.