Зачистить Чистилище! Пленных не брать! - Александр Марков Страница 33

— Я о них помню, — кивнул штурмовик.

Подполковник пошел проведать танкистов, колдующих над поврежденной машиной.

Земля была мягкой и податливой, пахать ее да пахать, но только не снарядами, конечно, да и могилы рыть — радости совсем никакой. Проще было бы вырыть одну общую, свалить туда трупы, присыпать их землей да навалить сверху куски оторванного взрывами от форта железобетона, но Мазуров хотел, чтобы у каждого была собственная усыпальница. Все ее заслужили.

Мертвецов стали выкладывать во второй ряд, в третий, те, кто этим занимался, уже потом покрылись от усталости, но конца и края их работе было не видно. Они опустошали форт сверху вниз, но пока добрались только до второго этажа — среди австро-венгров все еще попадались тела штурмовиков.

В могильные кресты переделывали деревянные столбики, на которых держалась колючая проволока, какие-то куски дерева вытаскивали из форта — они тоже шли в дело. Кресты получались совсем разными, неказистыми и некрасивыми, а над теми людьми, что будут под ними спать, должен возвышаться мраморный обелиск, огромный-огромный, такой, чтобы его было видно издалека.

«Может, он здесь и появится когда-нибудь», — подумал Мазуров.

Он решил похоронить всех на одном кладбище, рядышком, не делая различий между своими людьми и австро-венграми.

«Пусть хоть так примирятся».

Поврежденный танк заревел, из его люка показалось перемазанное маслом и радостно улыбающееся лицо танкиста.

— Я ведь говорил, что исправлю, — говорил он Куликову, а в интонациях его голоса было какое-то извинение и вопрос, точно подполковник, не почини танкист свою машину, отправил бы ее на переплавку, будто это лошадь какая-то, уже не пригодная к дальнейшей службе.

— Молодец, молодец, — похвалил его Куликов, — я в тебе не сомневался, чего там с ним было-то?

Танкист подошел к командиру и пустился в длительные объяснения, сопровождая свой рассказ жестами, совсем как пилот, поясняющий ход минувшего воздушного сражения.

— Сейчас-то тебе повезло, — сказал Куликов, — вот только моли бога, чтобы он тебя не подвел, когда атаковать позиции противника будем. Сам ведь понимаешь, что по стоячей мишени, да еще прямой наводкой, из тебя сделают вмиг то же, что вот с ними сделали, — подполковник махнул на сгоревшие танки.

Танкист внимательно слушал и кивал, а Мазуров так загляделся на эту сцену, которая радовала его глаз, отвлекая от все растущего ряда трупов, что не заметил, как из форта вынесли человека в кожаной пилотской куртке, в почерневшем от копоти и покрасневшем от крови белом шарфе. Он увидел это, только когда тело положили к другим мертвецам.

«И его тоже!»

Мазурову стало очень скверно на душе, хотя он не думал, что может быть еще хуже.

Когда-то он не уберег доверенных ему драгун, а на этот раз он не уберег пилота.

Мазуров подозвал ближайшего из штурмовиков.

— Поищите его аэроплан, — он кивнул на мертвого пилота, — может, пропеллер не сгорел, тогда вместо креста над ним вкопайте.

Штурмовик отправился выполнять просьбу командира.

Он увидел мотоцикл еще задолго до того, как самокатчики стали указывать на него пальцами и о чем-то между собой переговариваться. Понять их было несложно. Тяжлов так гнал, что легко мог не справиться с управлением и угодить в одну из воронок, но в отличие от Мазурова их, похоже, больше волновала сохранность своего мотоцикла, нежели судьба штурмовика.

«Еще не хватало, чтобы он голову свернул сейчас», — недовольно подумал Мазуров.

В коляске сидел священник, обряженный в черную вытертую рясу, на груди у него поблескивал Георгиевский крест четвертой степени.

— Не растряс я вас? — спросил Тяжлов, остановив мотоцикл и склонив голову к священнику.

— Ничего, сын мой, и не такое терпел. — Священник стал выбираться из коляски.

Тяжлов улыбнулся. Он был младше священника лет на десять всего.

— Я вам помогу, — бросился к нему Тяжлов.

— Ничего. Сам справлюсь, — остановил его священник. Он был подтянут и строен, опровергая сложившийся стереотип, что священник должен обязательно отъесть себе небольшое брюшко для солидности.

— Вот, возвращаю ваше имущество, — сказал Тяжлов самокатчикам.

— Вы могли рессоры все поломать, — пробурчал владелец мотоцикла.

Но Тяжлов уже на него внимания не обращал, подошел к Мазурову, представил ему священника. Они поздоровались.

— Убитых надо отпеть, — сказал Мазуров.

Священник окинул взглядом мертвые тела.

— Всех? — изумился он.

— Конечно.

— Но как же? Ведь среди ваших, кроме православных, мусульмане наверняка были и представители какой еще веры. Так ведь?

— Да, и православные, и мусульмане, и буддисты были.

— А австро-венгры и вовсе в большинстве своем католики. Как же я их по православному обряду всех отпевать буду?

— Что же вы, посоветуете мне их разделить по религиозной принадлежности? Православных — отпеть, а остальных просто так в землю закопать? Не смогу я разобраться в этом, даже если бы и хотел. Полноте, зачем все эти формальности? На небесах-то и без нас разберутся, кого к кому направить. А хоронить их без отпевания не по-человечески.

Священник с секунду подумал, опять на мертвецов посмотрел. На лице его проявилось внутреннее сомнение. Длинные, чуть засаленные волосы, борода и очки в круглой оправе делали его похожим на разночинца — типаж так популярный среди молодежи полувековой давности, но ему-то на вид было не больше тридцати.

— Хорошо, вы правы, — согласился он, — я сделаю это.

— Вот и славно.

Кажется, он все уже сделал здесь. Как мог — так и сделал, и ничего от него уже не зависело. Осталось только ждать, когда приедут грузовики, чтобы забрать выживших штурмовиков…