В тени молнии - Брайан Макклеллан Страница 33

За день до того эти происшествия показались бы ему не связанными между собой, а потому не стоящими внимания – ничего серьезного, не о чем беспокоиться. Но отныне он видел в них признаки страшной беды. В мире заканчивался зольный песок. Без него повседневное колдовство станет невозможным.

Чтобы успокоиться, под конец пути он принялся читать историю на третьей полосе – о монстрах, замеченных в провинциях. Обычно такие бредни поднимали ему настроение, но теперь от них стало только хуже. Как решать мировые проблемы, когда обычный человек верит в призраков, болотных кикимор и древесных людей? Так они никогда не справятся с грядущими бедствиями.

–Больше я пока ничего не могу тебе предложить,– сказал Демир соколу, оглядывая птичник.– Пришлю сюда кого-нибудь, пусть займутся твоим крылом, ну и пара зайцев на кухне, поди, найдется. А у меня есть свои дела.

Оставив бедную птицу в одиночестве, Демир спустился в сад отеля, старательно избегая встреч со служащими, готовыми взвалить на него новые проблемы. Пусть Бринен заботится о доме – по крайней мере, пока.

Сад занимал обширную территорию размером со средний городской квартал. Со всех четырех сторон его окружали корпуса отеля с галереями первого этажа и номера для постояльцев над ними. Это было тихое место, защищенное от городского шума, с деревьями и клумбами, на которых виднелись зимние растения. В углу сада сохранился старый стекольный заводик – небольшой, оставшийся с тех времен, когда в отеле еще работал стеклодел, задолго до рождения Демира. Надо бы привести мастерскую в порядок, подумал он: вдруг удастся отыскать Тессу.

Но сейчас Демир держал путь совсем не в мастерскую. В саду было еще одно сооружение – изящный мавзолей из белого пурнийского мрамора с широкими фиолетовыми прожилками, очень редкого. С его стен глядели основатели династии Граппо; лица, высеченные в камне, казались суровыми. Мавзолей отнюдь не выглядел крупным: постройка в форме обелиска с тяжелой, истертой от времени деревянной дверью. Гости отеля большей частью проходили мимо, их влекли другие уголки огромного сада.

Тяжелая дверь тихо скользнула внутрь на смазанных петлях, открыв темный провал. Демир осветил его, повернув рычажок газового фонаря у входа. Бело-фиолетовая мраморная лестница, начинавшаяся у самого порога, вела вниз, под землю. Демир спускался медленно, зажигая каждый фонарь, точно, изгоняя темноту из склепа, он изгонял хаос из своих мыслей. Наконец узкая, крутая лестница уперлась в сводчатый каменный зал, расположенный глубоко под садом и превосходивший по размерам любой номер отеля. Он был заставлен мраморными бюстами матриархов и патриархов: тридцать поколений семьи-гильдии Граппо.

Гробница с урной, куда поместили прах Адрианы Граппо, стояла в дальнем углу склепа. Бюст, для которого она по замыслу служила пьедесталом, еще не успели изготовить. Демир хмуро глядел в пустоту, борясь с раздражением: если бы он видел изваяние матери, ему было бы легче. Конечно, это будет не та мать, которую он помнит,– скульптор возьмет портрет двадцатилетней Адрианы. К этому тоже придется привыкнуть.

–Здравствуй, мама,– сказал он в пустоту и сам удивился тому, как приятно произнести эти слова. Но ему никто не ответил. И никогда уже не ответит, понял он; сердце его сжалось.– Как ты меня подставила, а? Я-то думал, что буду только управлять отелем и клиентами да еще спонсировать железнорогих, а ты взвалила на меня этот канал. А заодно судьбу империи. Хоть бы предупредила меня как-нибудь, подготовила. Мы же виделись всего пару месяцев назад. Шепнула бы хоть словечко.

Демир боролся со своими мыслями, чувствуя, как они тянут его то в одну, то в другую сторону. Его слова были несправедливыми, и он знал это.

–Прости, что меня не было здесь, когда все случилось. Я повел себя как глупый эгоист, я треть жизни прятался от самого себя, такого, каким ты меня вырастила.

Он резко отвернулся, отошел к лестнице, постоял там несколько минут и лишь после этого смог вернуться к праху.

–Я так ненавидел тебя после Холикана,– снова заговорил он и услышал в своем голосе гнев.– Ненавидел то, как ты меня воспитывала: всех этих репетиторов, расписания и возложенные на меня ожидания. Злился из-за того, что мое детство оказалось куда короче, чем у моих друзей, потому что ты видела мои способности и стремилась развить их. Я был вундеркиндом, но твое давление сделало меня внутренне хрупким. Я не был готов к такой катастрофе, как Холикан. Конечно, виноват я, я несу ответственность за это, но и ты тоже. Что ж, больше я не могу тебя винить. Ты делала все это, желая мне добра. Я знаю, как сильно ты любила меня. В семьях-гильдиях не хватает любви, и мне жаль, что я не сказал тебе об этом, не отвечал на твою любовь, когда ты была жива. Мне жаль, что тогда я так и не простил тебя.– Он умолк, уставившись на пустой пьедестал.– Я прощаю тебя, мама. Ты ошибалась, но ты вложила в меня много хорошего. Научила меня заботиться о людях и стремиться к идеалам, а не только к годгласу и деньгам. Сделала так, что я спасаю дурацкую птицу из зоны боевых действий просто из жалости. Ты сделала меня непохожим на остальных членов семей-гильдий, и если во мне есть что-то хорошее, это благодаря тебе. Я не могу обещать, что ты непременно будешь гордиться мной. Но я постараюсь.

Он опустился на колени, коротко приложился к урне и посмотрел направо, на другой пьедестал. Там стоял бюст молодого мужчины с волевым подбородком, высоким лбом и ушами, плотно прижатыми к голове. Казалось, что между ним и Демиром нет никакого сходства,– но только до тех пор, пока зритель не заглядывал ему в глаза. Даже в мраморе можно было различить умный взгляд, а дерзкая улыбка, искривлявшая губы мужчины, была точь-в-точь такой же, как у Демира, словно тот послужил моделью для скульптора.

Демир провел рукой по знакомым очертаниям отцовского лица, как делал сотни раз в детстве.

–Позаботься о ней, папа,– сказал он, затем повернулся и вышел из склепа.

Было уже за полдень. Демир смотрел в небо, собираясь с силами, но вот боль в груди начала отступать, и он глубоко вздохнул. Он почувствовал себя… легким. Будто сделал шаг и только потом понял, насколько он был необходим. Демир выбросил из головы эти мысли и заставил себя вернуться в большой мир.

Но ком в горле стоял по-прежнему. Что ему теперь делать? Искать Тессу? И пусть она создаст канал феникса? Или приниматься за свои новые обязанности? В записке матери сказано, что о канале нельзя сообщать даже Бринену. Неужели придется делать все в одиночку?

Вдруг ему показалось, что где-то внутри отеля кричат. Он наклонил голову, подождал – крик повторился. Кто-то во всю глотку выкрикивал его имя, и Демир сразу узнал этот голос. Он со всех ног бросился к выходу из сада и опомнился, только когда уже летел по коридору.

–Демир!– настойчиво требовал вошедший.– Где Демир?

Шагая вверх по лестнице, Демир увидел того, чей голос услышал еще в саду. Это был здоровяк ростом в шесть с половиной футов и шириной примерно в три, белый, как все жители Северных провинций. Цвету его кожи соответствовал сильный акцент. Красивый расшитый камзол здоровяка переливался такими сочными оттенками малинового и фиолетового, что рядом с ними весь гардероб Демира выглядел бы как куча унылых тряпок. Лицо у него было огромным и круглым, как донышко бочонка, а глазки и рот торчали из складок плоти, как чернослив из поднявшегося теста. Каштановые волосы были собраны в конский хвост, спускавшийся на лопатки.