Апостолы - Наталья Точильникова Страница 33

— Рад видеть тебя, Марк, — с усмешкой сказал он. — Бери свечу и становись рядом с Пьетросом. На колени.

— За что? — мой друг ошарашено смотрел на Господа.

— За то, что усомнился в моей справедливости, — отчеканил тот и отвернулся.

Марк зажег свечу и встал на колени. Я услышал слева от себя его скорбный вздох.

Перед нами был главный алтарь с витыми, коричневыми с золотом, колоннами, поддерживающими высокий бронзовый балдахин. На престоле уже горели свечи, а за ним зачем-то поставили высокое деревянное кресло.

Собор наполнялся. Справа от нас расположились кардиналы и епископы, слева — римские священники, а позади преклонили колени Лука Пачелли и его францисканцы.

Господь окинул зал горящим взглядом, подошел к престолу и сел за него на деревянное кресло. Перед Учителем, там, где должен был быть крест, на престоле стояла золотая чаша, похожая на причастную, но отмеченная алмазным Знаком Спасения.

Раздались звуки органа. Господь встал, и все, кому было позволено стоять перед ним, пали на колени. На Учителе был белый хитон из тонкой ткани, почти без украшений, только золотое шитье по рукавам, и белоснежный плащ. Непокрытая голова. Распущенные волосы до плеч. Он поднял руку.

— Мир вам и благословление, всем, пришедшим сюда для покаяния и присяги. Сегодня — начало Нового Мира. И вы стоите у его истоков. И вы первые пройдете через золотые врата Небесного Царства. Повторяйте же за мной!

Верую во Единого Господа Эммануила, творца неба и земли, всего видимого и невидимого, пришедшего во плоти судить живых и мертвых. Чту имена его, прошлые и будущие: Иисус и Кришна, Один и Кетцалькоатль, Калки и Майтрейя ^[20]. Верую и покоряюсь! И в Знак Спасения, единый, избавляющий от погибели и вечного пламени, на правой руке проставляемый милостью Господа, благой и славимый. И в Единую Церковь Третьего Завета, самим Господом возглавляемую и ведомую. Верую и покоряюсь! Чаю воскресения мертвых и жизни будущего Царства. Аминь.

И весь Собор повторял за ним, медленно, нараспев, но слова, сливаясь, летели в купол, и он пел, как огромный колокол.

— Теперь это ваше «Credo ^[21]», — заключил Господь. — «Credo» новейшего завета. И пусть его читают во всех церквах. А сейчас я хочу разделить с вами трапезу.

И он сел и преломил лежащий перед ним на золотом подносе круглый хлеб.

— Мария! — и к алтарю поднялась Мария Новицкая. Она была одета в белое и на удивление скромно. Длинная юбка, длинные рукава. Правда, шпильки, но здесь уж ничего не поделаешь, у всех свои слабости. Я даже не сразу узнал ее.

— Он выписал ее из Москвы еще месяц назад, — шепнул мне Марк. — Раньше не хотел подвергать опасности, а теперь решил, что все спокойно.

Мария прочитала новое «Credo», приняла от Господа кусочек хлеба и отпила из чаши, и Учитель благословил ее.

— Филипп!

Мой старый знакомый Филипп Лыков повторил все, что сделала Новицкая, только почему-то побледнел, когда пил из чаши, но преклонил колени перед алтарем и принял благословение Господа. Потом были Иоанн и Матвей, те апостолы, что оказались в этот момент в Риме.

— Павел VII!

Папу принесли на носилках. Он был страшно худ, а кожа его имела желтоватый оттенок. Господь впился в него глазами, и старик слабым голосом, медленно, повторил «Credo», позорно споткнувшись на «Кетцалькоатле» (впрочем, в этом месте спотыкался каждый второй). Папа принял причастие, и я увидел, как на его руке проявляется знак спасения.

— Игнатий Лойола! — вот так без упоминания его святости. Может быть, из святых и правда можно разжаловать?

Лойолу привели двое мускулистых парней и поставили его на колени перед престолом. Святой поднял голову и посмотрел в глаза Господу. И два горящих взгляда встретились, как пламенные мечи. Этот поединок продолжался мучительно долго, но, наконец, Лойола опустил голову и тихо сказал:

— Прости меня, Господи, я принял тебя за другого.

— Встань, Святой Игнатий и прими причастие Третьего Завета. Ты прощен.

Потом были другие святые. Кого-то приводили, кто-то приходил сам, но неизменно на их руках появлялись Знаки Спасения.

Церемония продолжалась. Святых сменили кардиналы и епископы, а хлеб все не кончался, и в чаше оставалось вино.

— Подумаешь, семью хлебами накормить толпу! — прошептал я. — Можно и одним!

— Не богохульствуй! — оборвал Марк. — Тебе мало?

Мало мне не было. Колени жутко болели, к тому же я замерз. По моим расчетам, давно миновал полдень, а Господь словно забыл о нас.

Началось причастие представителей рыцарских и монашеских орденов: бесконечные иоанниты, доминиканцы, кармелиты…

— Марк, а когда же мы? — шепотом спросил я.

— Заткнись, а то это будет завтра!

Францисканцы были последними как провинившиеся. Храм пустел. В высоких окнах за алтарем небо приобрело багровый оттенок. Мы остались вдвоем перед престолом Господа.

— Марк! — наконец сказал он.

Мой друг с трудом поднялся на ноги и подошел к алтарю. Причастие, благословение. Когда же это кончится? Я уже еле стоял.

— Пьетрос!

Все мышцы болели. Я сжал зубы и попытался подняться. Марк, было, бросился мне на помощь, но Господь строго посмотрел на него.

— Ну, Пьетрос, — сказал Учитель, когда я встал перед престолом. И я отчеканил «Credo», накрепко врезавшееся мне в память за сотни повторений. Хлеб оказался обычным, только чуть сладковатым, а в чаше пылал огонь. Я было помедлил, но наткнулся на горящий взгляд Господа.

— Это не смертельно, Пьетрос! Пей! — шепнул он.

И я отпил. Вино, но с сильным привкусом крови. Или мне это только показалось?

Я преклонил колени перед алтарем.

— Встань, я благословляю тебя!

Я мучительно поднялся.

— Иди и больше не греши! — усмехнулся Господь.