Рыцари монстры и роботы - Игорь Павлов Страница 33

– Укусило что–то, – пожимаю плечами, потирая колено.

Смотрю на всадника, у которого недавно была аура. А он, не поворачиваясь, поднял левую руку вверх с выпрямленным указательным пальцем и грозит мне, именно мне!

Шепчу сам себе на всякий случай – «простите».

А мне мои же мысли отвечают: – «не делай так больше».

Меня передергивает, по спине пробегают мурашки. Стараюсь вообще не смотреть в сторону Кюри. Тот вдруг снова взрывается:

– Да у меня право от короля Эрии гнать вас отсюда! – гневно рычит граф. – Не надо мне рассказывать о том, что вы правы, а Орос виноват!

– Я всего лишь прошу выдать нам барона Лестера! – повышенным тоном отвечает пилот. Я готов провалиться сквозь землю, меня начинает колотить.

– Рыцари! – ревет граф Кюри, вздрагиваю. – Среди вас есть кто–нибудь с Лестера?!

Меня пробил холодный пот. Горло сдавил ужас, хочу сказать, что я с Лестера. Пусть забирают, или граф сам сейчас укажет на меня и все равно отдаст им. Но слова мои застревают где–то в груди, тлеют, тлеют и превращаются в ничтожный пепел.

– Вот видите! У нас нет никого с Лестера! Извольте убраться с моей земли!! – кричит граф.

Пилот делает легкий поклон, разворачивается, взбирается в своего серебристого мехара. Кабина с гулом закрывается. Роботы сходят с дороги и устремляются через пшеничное поле дальше. Из–под их железных ног вздымается вихрь пшеничного месива. Ощущаю рычание Мориса.

– Собаки, решили подгадить напоследок, – шипит он.

Мы тронулись. Я вытер со лба пот и выдохнул. Кажется, седло тоже уже взмокло от пота с задницы.

Днем доскакали до колодца. Похлопываю по шее своего Стрельца. Так и хочется сказать ему, чтобы не бежал слишком быстро, зад уже не ощущается совсем. Такая протяженная езда впервые в моей жизни. Стрелец кивает мне, будто понимая.

Бородач помогает слезть. Морис укоризненно мотает головой. Не верит он в мой ушибленный копчик. Старых рыцарей сложно обмануть. Стараюсь глядеть мимо него. Осматриваю местность, вижу, как пьет мой верный скакун. Подумать только, мой собственный конь!

Колодец необычный, окантован бревнами и оборудован приспособлением из рычага и насоса. Вода вручную накачивается в большое корыто, из которого хлебают двадцать лошадиных морд, еще двадцать ждут своей очереди. С другой стороны вода из трубки выливается на землю, формируется в ручеек и течет в низину.

Оставил коня и побрел глянуть, что там дальше. Через двадцать метров обрыв, внизу прудик, ряской и кувшинками залепленный. Лягушки довольно квакают, они тут явные хозяева. Дальше идут пригорки, лесочки, очередная деревушка. С края обрыва даже часть домов видно. Всегда, где есть колодец там и деревня. Вижу, что все попрятались. Из окон дети поглядывают, если очень присмотреться. Под аркой, сколоченной из досок, стоит старик в гордом одиночестве. Смотрит в нашу сторону и ждет. Это старейшина деревни. Если лорд позовет, он со всех ног примчится.

– Нравиться быть баронетом? – врывается голосок Симоны. Она тоже вышла размяться. На соломенной голове уже нет венка. Мы стоим над обрывом. Вдвоем, можно и расслабиться. Стал к ней понемногу привыкать, она простая в общении, воспринимаю ее как друга... довольно красивого такого. И она единственная кому решился довериться. Хотя, что себя обманывать, она сама втерлась в доверие.

– Да, пока нравится, – отвечаю, поглядывая на курносый профиль собеседницы.– Вот только задницу отбил мне Стрелец.

– Привыкнешь, – говорит Симона, вздыхает и садится на край, свешивая ноги. – Ты вот если махнешь сейчас своей рукой в белом рукаве, сюда старик прибежит из деревни вон той. Дашь ему поручение девку тебе молодую сыскать, он тебе три на выбор пришлет. Самых красивых и молодых, что есть в деревне, возьмет. А если золотой рин из кошеля кинешь ему, так заберешь любую на совсем. И девка с тобой добровольно пойдет. Знать она будет, что семья ее теперь обеспечена на год, другой. И сама она с рыцарем идет, и не обидит он ее. Только вот домой уже назад ей дороги нет.

Симона тяжело вздыхает. Мы молчим, даже лягушки перестали квакать.

– Ты сейчас о себе рассказываешь? – спрашиваю, присаживаясь рядом.

Симона не отвечает, глазки ее карие блестят. Хочется взять ее за плечи, приобнять, да нельзя я ведь господин, а она служанка. Увидит еще кто.

– У меня девушку работорговцы украли, – шепчу, решив рассказать и свою беду. – Мы с ней жениться через год собирались. Я в любви признаваться хотел, и в тот же вечер пришли всадники, меня закололи, а ее увезли. А сказать ей не успел, что люблю. Приглянулась им, ведь хороша она и невинна. С похищения отец ее обезумел, в лес долго ходил, искал дочку, пока я без сознания лежал. А потом на меня с топором пошел, что не уберег. Пришли призраки и забрали его.

Замолкаю. Небосвод вдали темнеет, видимо дождь надвигается. Ветер, как раз в нашу сторону гонит. Смотрю на деревушку. Старик все стоит, с места не сходит. Великие, о чем он думает?

– Везучий ты, Эрик, – бормочет Симона. – А про работорговцев знаю, те еще сволочи. У меня сестру увели совсем маленькую. Тут они если лорду или рыцарю попадутся, сразу в замок и на кол. Может, не дошли они с девушкой твоей до Вестерии, а поймали их, и она уже в замке лорда какого–нибудь служит. Так, что не переживай за нее.

– А если дошли до Вестерии?

– Ну, тогда ищи свищи ветра в поле. Рабыней она станет. В восточных герцогствах это законно. Если красивая, как ты говоришь, значит, больше ей привилегий будет. Если оплошает где, или по дороге изувечат ее, может и труднее придется. А вообще все зависит от женщины, как она угождать будет. В замке у Кюри я поначалу тоже страдала, хоть у нас и не рабство, а служение, только вот все одно. Было дело, то чай не тот, кофта вовремя не стирана или жест какой от госпожи не уловила. Ой, моя спина, задница да ляжки от кнута часто горели. Теперь вот над молодыми дурехами сама старшая, гоняю иногда ленивых...

– Она гордая, – бормочу, в голове только Илена. – Не будет она угождать, скорее под кнут или чего хуже. Ненавижу их.

Симона поднимается и оглядывается.

– Пора в путь Эрик, наши уже на дорогу выходят, пошли, – проговорила она и добавила, когда я поднялся. – А за твою подругу скажу, после кнута самая гордая и упрямая становится самой податливой. Поэтому ничего хуже кнута не случится, можешь быть спокоен.

– Да уж, – скалюсь. Симона виновато улыбается и спешит к своей повозке. Моя задница начинает усиленно ныть, будто понимает, что ей предстоит. Стрелец встречает меня своими преданными черными глазами. Запахло мокрой пылью. Начали падать первые капли дождя.

Буквально за полчаса небо затянуло так, что паутинок Великих не видно. Промок до нитки. Ливень не прекращался, под копытами Стрельца зачавкала слякоть. А рыцари едут, словно им без разницы.

По дороге встретились крестьяне, несколько мужичков с тюками и бабушка с гусем под мышкой. Ковыляли впереди, аж сердце замерло, будто из моего села люди. Эх... Вот дойдут до избы, укроются, мужики самогона выпьют, пока бабушка гуся щиплет, потом еще, пока она его жарит, ну и под горячее еще. Я когда приходил чинить что–нибудь к соседям, над пьяницами смеялся. А в дождь, так самое и оно было дома сидеть лишний повод. Завидев нас, крестьяне отошли в сторонку и, не разгибаясь, в поклоне ждали, пока проедет вся колонна. Это их лорд, они об этом знали.