Цепкие лапы времени - Александр Плетнёв Страница 33

– Тут компетенция, конечно, не крайкомовцев… – Андропов не заметил или проигнорировал скрытый сарказм, – но все же, как вы видите, реализацию намеченных проектов с наименьшим «трением»? В вопрос входит и экономическая, и структурная, и социальная реорганизация…

– Если уж там, в грядущем, решили, что мы здесь утратили «картинку», так просветите… – всунулся с подковыркой Крючков, точно что тот «крючок» зацепившись за факты. – У вас же опыт… вы застали и Советский Союз, и «перестройку», и демократию с капитализмом. Вам довелось ходить и под военно-морским флагом СССР, и нося герб со скипетром и державой. А?

Генерал-лейтенант в довесок привел пару цитат, явно из самого В. И. Ленина. Если не вникать – полная муть. Терентьеву сразу на память пришло «Кин-дза-дза» и прогиб в виде несравненного «ку»:

«Это что, какая-то проверка? – Глотал слюну капе-ранг. – Или хотят услышать, какова моя позиция? Ясное дело, что генеральной линии партии никто не отменял, но, по слухам, Андропов в узком кругу вполне мог себе позволить либеральные рассуждения. И по всем историческим выкладкам вообще склонялся к режимным послаблениям. С другой стороны, к чему эта горбачевская гласность привела в девяностые, они уже насмотрелись с экрана ноута. Блин… по-моему, меня здесь не любят! А плевать…»

– Вы позволите… – сделал два решительных шага, налил себе минералки в стакан, залпом осушив, – спасибо.

«А и пошли вы, господа-товарищи… много чести!» – Отодвинул крайний пустующий стул, садясь наравне:

– Меня пригласили сегодня, не предупредив… а то бы я подготовился. Впрочем… – глянул на Крючкова – тот сидел, щурил глаз.

«Точно, гад в курсе вчерашнего выпивона. Уж не его ли интриги?»

– …Впрочем, курирующий меня офицер КГБ еще с вечера уговорил на бутылку-другую французского дистиллята… Да чтоб непременно выпить за КПСС, за Политбюро да за Родину. Почти как «за веру, царя и отечество»! – «А на тебе, Крючок, – за скипетр и державу. В отместку!» – Отказать я, сами понимаете, не мог. Так что товарищ подготовил меня изрядно, – снова потянулся к ополовиненному «боржоми» – долил, допил… Ух, полегчало!

«А глаза, гляжу, на лоб полезли у многих. Только Андропова толком не разглядишь за его тонировкой. Интересно, он заодно с гэбэшником? Ха! Горшков-то голову опустил, но лыбу не спрячешь… Ржет!»

– Товарищи, оставим пикировку. Ближе к теме, – постучал ручкой по столу Андропов – явно все просек, вновь обращаясь к чужаку: – Однако ваш взгляд на обозначенные вещи?

Терентьев даже не сразу сообразил, что говорить. Его личные воспоминания о Союзе восьмидесятых вместе с фактическими, видимо, имели выраженно гормонально-эмоциональный характер – бестолковой, но ненасытной подростковой мысли. Оказалось, что на эту память сравнительно легко наложились громкие журналистские штампы – вся диалектика понимания «советского мира»: сначала «ах, режим, ах, застой!», затем в более поздний период поплывшая с экрана телевизора ностальгия по «милой и доброй брежневской эпохе».

Сейчас же, походив по улицам, «пощупав» эту жизнь, он видел вопиющую нелогичность оценок всего периода.

«А я? Я, в несомненной сытости прилавков коммерческой России, тоже проявляю искреннюю лояльность к этому прошлому, хотя бы потому, что это мое прошлое. Только вот основополагающие постулаты истории доказывают, что при всем желании стабильности люди всегда подсознательно тянутся к новому. Хотя бы к разнообразию. Невозможно каждый день есть одни только щи… полощи.

А потом, погодя, какая-то сволочь, преследуя свои корыстные цели, в угоду чужим – заокеанским, на волне «сделаем нашу жизнь лучше”, ломает эту скучную стабильность.

И “жертвы” начинают остро жалеть о потерянном… и через года́ особенно.

А с другой стороны, я сейчас даже не представляю, как может пойти развитие страны в прежней парадигме – под руководством догматических товарищей, когда сохранятся все “прелести”, весь этот занудный бубнеж первоисточников, с бравыми рапортами о выполнении-перевыполнении решений очередного двадцать-какого-то-там-мать-его съезда партии. Та еще житуха.

А если будет рынок (или назвать его НЭП), то ни о каком равноправии речи уже быть не может. Предприятия, переходя на хозрасчет, самоокупаемость и в итоге к конкурентоспособности, станут сами регулировать уровень зарплат. Начальнички и менеджеры начнут грести под себя премии с непропорциональным перегибом по отношению к зарплатам простых работяг. Или в нынешней редакции подобного не допустят? Будем надеяться, что социализм с человеческим лицом обеспечит равные потребительские права определенному слою населения – бюджетникам, малоимущим… с индексацией пенсионерам (ой, что-то это мне все напоминает)! Но все равно – появятся и миллионеры.

А подобострастие и ненависть к нуворишам-буржуинам, как и к правящей верхушке, – это у нас в крови, это у нас из холопско-бунтарского прошлого. Невытравимо!

Да что там, меж собой грыземся. Иной раз так хочется утыкать носом свиноту в накиданные окурки, еще и пинками проучить. Или того мудилу, который подрезал на дороге. А ведь случись завтра что, возможно, придется вместе в одном окопе сидеть. Впрочем, некоторые из хамла и хозяев жизни в окопы точно не попадут.

Ладно, что-то меня уже не туда повело».

Удивился, сколько в голове успело переколобродить, а привычка постоянно держать время на контроле отметила, что секундная стрелка наручных часов пробежала всего лишь полциферблата.

Поднял голову, целенаправленно акцентировавшись на Андропове:

– Под «социальной реорганизацией» вы имеете в виду демократию?

– Да. Вы же в группе отстаивали некоторые либеральные положения.

– Именно, что «некоторые», и не то чтобы отстаивал, но товарищ Крючков прав – довелось пожить при разных правительственных курсах. Есть опыт, есть практическая оценка. Но это не значит, что я одобряю вольнодумных болтунов.

Как же хотелось пройтись и по партийным словесным пачкунам… но нельзя, ой как нельзя.

– Военные сраму либерализма неймут, – бросил одобрительно со своего места Устинов.

– …и в таких вопросах, – не останавливался Терентьев, – считаю, следует подходить с точки зрения эффективности метода и его целесообразности. Управлять только лишь авторитарной силой непродуктивно. Ведь известно, что проштрафившиеся партийные руководители не увольняются с треском за некомпетентность, а переводятся на другую должность. Неприкасаемые.

Демократия в этом контексте, без сомнений, имеет положительные стороны. Это своего рода гибкость власти – посуливший блага в предвыборной гонке кандидат, не выполнив обещания, в следующий раз уже не имеет доверия и не переизбирается.

Конечно, это в идеале. Выяснилось, что в реальности на нашем политическом пространстве это практически не работает.

Демократия для советского народа и страны оказалась тяжелым, непосильным испытанием, когда либеральные деятели, «пропитавшись» валютными подачками Запада, с упоенной радостью развалили все, до чего дотянулись их руки и популистские глотки.