Если боги за нас! - Владимир Малыгин Страница 33

Пришлось ещё немного задержаться, пока решали судьбу бывших рабов на трофейном корабле. Громко сказал, решали. Решили-то мы её на раз, как только обнаружили их на вёслах внизу, а вот расстаться с ними сразу же никак не получилось. Лодок на борту не оказалось, что их, через борт выкидывать? Рука не поднимается. Придётся пока оставить на корабле и присматривать за ними в оба глаза. Понимаю, что сам себе проблему на пустом месте создаю, но как-то не могу их просто так за борт отправить. Не по-человечески это, они-то вообще ни при чём, оказались не в том месте и не в то время, под руку попались. Так что же их как кутят топить теперь? Нет, не стану я этого делать, как бы на меня мои товарищи ни косились.

Сначала эти грязные измождённые бедолаги никак не могли поверить в то, что мы их отпустим, потом в то, что отпустим бескорыстно.

Не хотите верить, не надо, убеждать ни у кого из нас желания не нашлось. Да и общаться с ними никто не захотел из-за запахов, побоялись подхватить какую-нибудь заразу. Так я в этакую отмазку и поверил. В трюм-то почти каждый из команды спускался, и почему-то не побоялся в тот момент, любопытство пересилило. Сказали бы правду, мол, языка не знаем, потому и не хотим с ними разговаривать. Конечно. Ну а мне деваться некуда было, сам же эту кашу заварил.

Бывшие пленники правильно сделали, что не поверили, потому что мало ли какие мысли могут нам позже в голову прийти? Передумаем и продадим! Это для нас чушь, а для них вполне нормальная жизненная ситуация. Поэтому пусть осторожничают, только желательно, чтобы глупостей не натворили, иначе всем им не поздоровится. Совсем. Так и сказал, пусть обдумывают.

Да и меня сомнения глодали, а ну как освобождённые от рабского ошейника соберутся с духом, захватят ночью уже моё трофейное судно и удерут, когда опомнятся и соображать начнут? И зачем я такой сердобольный? Что я их пожалел? С какой такой головной боли? Передумать, что ли?

Для такого случая пришлось вытащить из каюты труворовского безопасника. Совсем на палубе не показывался, окаянный, стеснялся, что ли? Или совесть замучила? За всё время нашего плавания я его наверху и не видел, сидел боярин тихой мышью в своей каюте, и не слышно его, и не видно. Даже при этой стычке не проявился.

Я потихоньку Бивоя расспросил, выходил ли он на воздух, пока мы по острову гуляли? Выходил, оказывается, такой нехороший человек, и даже очень активно с жителями рыбацкой деревушки общался. А как только мы на берегу появились, так снова и скрылся за плотными дверями своей каюты. И что? Так и будет всё время взаперти сидеть? Надо этот узел распутать, впереди столько дел, и нам без его специфического опыта трудно придётся. Пора ему в работу включаться.

Так что очень настойчиво, в порядке приказа пригласил Горивоя наверх, предоставил полную возможность вволю пообщаться как с пленными моряками, так и с бывшими рабами.

Потом послушал умные выводы: «Пиратов пинком в море, и пусть благодарят, что живыми отпустили. Освобождённых на корму в закуток и под замок, чтобы не шлялись по палубе, если нет у тебя желания их вслед за бывшими хозяевами мыться отправить. Трофей на буксир и… малым ходом вперёд. В первом же порту живой балласт на берег, товары и корабль продать».

А что? Всё верно! Но как-то не так.

Подумал ещё немного, помолчал, походил туда-сюда по палубе, попинал в раздумье попадающиеся под ноги какие-то тряпки.

Кстати, а почему на палубе разный хлам валяется? Почему не убрали? Нашёл взглядом Бивоя, а тот уже сообразил, сориентировался, командует. Почему сразу этого не сделал? Ладно, позже ему личный выговор сделаю, когда наедине с ним останемся.

Так, кое-что в голове вырисовывается, проясняется. Подшагнул к Горивою и тихонько с ним свои новые задумки обговорил. Сырые они пока, черновые, обдумать их ещё необходимо, вот пусть он себе голову и поломает.

Поначалу боярин сразу же начал противиться, потом, правда, опомнился, задумался, переспросил меня несколько раз, ещё хорошо подумал и махнул рукой. Мол, делай как знаешь. Вот и ладно, сделаю.