НЗ. набор землянина - Оксана Демченко Страница 32

– Ты хорошо думаешь, – похвалила Гюль. – Я не нахожу пока ни одного слабого узла. Только вот чего не понимаю: дальше как быть?

– Искать цитрамон у местных жителей.

Гюль обалдело уставилась на меня. Мы с морфом её проигнорировали. Мы с ним – сила. Нас не телепает глубоко даже Гюль!

– Хватит, – обиделась она.

– Хусс посол, я так его мысленно назначила. Давай опрашивать других. Слабый узел, да? Их сто шестьдесят три – йорфов. Минус один посол. Среди прочих надо выявить самого несчастного и понять, что у них не так. Сама подумай: вот у тебя есть галактика. Хрен знает сколько циклов ты её не отдаешь, даже под музей. И вдруг впускаешь туда империю. Бред. Деньги тебе не нужны. Убить тебя нереально. Отнять у тебя силой – ну, тот же расклад. Зачем ты ведешься на договор?

– Бессмысленно.

– Кит о том же и говорит. У этих змей есть слабость. У каждого есть, пока он жив. Их поймали. Вот и все дела. Найдем слабость – найдем решение.

– Ты очень умная, – с придыханием сообщила Гюль.

И я подумала, что иногда лучше быть глупой. Она ж, зараза, того и гляди вторую пуговку расстегнет. Хотя ссориться нам никак нельзя. Скажем прямо: с моей живучестью и её самостоятельностью – пропадем, едва разделившись…

Кит уже приготовил ужин и молча подал на стол. Он, конечно, все знал. Судя по виду, пока одобрял мои шумные глупости. Отправил спать. А Гюль оттеснил к экрану и усадил за работу: сверять списки гостей за последние десять циклов, прибытия и убытия, обстоятельства и прочее разное, все, что есть, с подключением баз габ-системы. Это я подумала. Он догадался не брать на себя и занять Гюль. Спасибо ему.

Что сказать о тягомотине следующего дня? Хорошо, что у меня нет фотографической памяти. Что время хоть и медленно, но течет. Что день конечен. Утром я была полна оптимизма. На закате призрак оптимизма дохромал до стола с ужином. Почти сам, Гюль только немного меня волокла, бережно поддев плечом под руку.

– У тебя есть цитрамон? – спросила я её, утонув в диване.

Гюль с ужасом посмотрела на Кита. Тот повел бровями-невидимками над огромными умнющими глазами.

– Нет, не «заклинило», как это называется в её наречии. Просто голова теперь болит вопреки усилиям морфа, – пояснил наш мудрец. Подошел, положил прохладную длиннопалую ладонь мне на лоб. Помолчал и грустно добавил: – Ну вот, оказывается, у меня тоже может болеть голова. Даже интересно. Значит, все йорфы молчат солидарно. Я удивлен. Эта раса отличается невероятным индивидуализмом. Одно то, что они оказались на этой планете и пребывают здесь постоянно цикл за циклом, верный признак аномалии. В старые времена была поговорка: два йорфа не уживутся в галактике.

Не знаю, у кого там что заболело, а только у меня прошло. Я громко поблагодарила всех лечителей скопом. Уставилась в потолок и принялась звать Хусса. Если нельзя выведать, надо спросить в лоб. Это очень просто. Так просто, что обычно никто и не пробует. Кит, кажется, меня поддержал, поскольку несчастный посол коренного народа явился очень быстро. На мгновение раньше начала открытия двери сгинул Кит. Его ладонь только что лежала на лбу – и без малейшего изменения в окружающем пространстве пропала, оставив прохладу на коже и приятную легкость в голове…

– Слушаю, – вымученно проговорил йорф. – Вы ужасны. За всю жизнь ни один из нас не удосужился выучить всеобщий и избавиться от особенностей произношения. Один день вашего присутствия все изменил.

– Чем они шантажируют вас?

Сегодня он выглядел иначе. Змеи волос гладко убраны, каждая вцепилась зубами в хвост другой и вместе все образуют монолит прически, не выражающий ничего и, наверняка, намертво блокирующий любые попытки считать мысли. Точно: вон Гюль моргает – ей это неприятно. А я сижу и чуть не плачу. Я, правда, эмпат, поэтому чую, как же вечному змею больно. Вот прямо теперь, впервые, мне его жаль, и я смотрю на него, как на человека… как на достойного сочувствия и живого.

– Ответа не будет, – сухо сообщил Хусс. – Мы уже решили вопрос. Закрыли.

Он попробовал встать, я рванулась, вцепилась в холодное запястье и дернула гостя обратно в кресло. Виновато убрала руку. Не откушенную, не оторванную – уже спасибо…

– Простите. Нам надо договорить, пусть я ужасная и все такое… Но я не верю в мертвые ценности, им – имперцам – нечего дать вам. Не верю в секретные знания и тайны древних. Значит, вас держит что-то живое. Хусс, я из достаточно дикого мира. Я знаю правило моего мира: свидетелей не оставляют жить. На кону галактика. Это много.

– Вы в мире взрослых рас. Иной закон. Здесь нет самой возможности прямой агрессии, мы миновали такой этап. К тому же ваши домыслы о сути проблемы ложны… во многом.

– У меня на глазах имперский тэй привел в исполнение приговор. Это было сделано так же цинично и жестоко, как у меня дома. Тот же закон. Может, несколько реже применим и не так громко. Может, он стал частным случаем. Но моя правда сейчас важнее и, увы, она может быть честнее вашей надежды.

– Вы предвзято относитесь к империи, – поморщился Хусс.

– Хотите посмотреть ту казнь? Мне будет больно, но я покажу.

– Я знаком с обстоятельствами. Статус того человека давал основания назвать его действия предательством. Принятое решение для нас чудовищно, однако оно не нарушает законов. – Он поморщился. – Так бывает. Чудовищно – и не нарушает.

– Ага.

Он посмотрел на меня в упор, тусклыми, ужасающе усталыми глазами без малейшей надежды, пусть на самом донышке. Он знал, что я могу быть права. Просто выхода не осталось.

– Погодите, так не бывает, – уперлась я. – Почему нельзя обмануть, если вас шантажируют?

– Шесть послов в свидетелях договора. Мы уважаем закон.

– В договоре будет прописано то, что вы в действительности желаете получить или вернуть? Гарантии по вашему прямому интересу есть?

– Нет.

– Тогда к чертям собачьим эти сопли с честью. Ваша честь не может быть дороже того, ради чего вы уже вытерли ноги об гордость. Собственную.

Он помолчал и прикрыл глаза. Я отчетливо увидела, до чего же он – змея. Уже ночь, ему холодно. Он бы предпочел спать, свернувшись в углу. Или в норе… Он бы хотел зарыться в сердцевину старой планеты, лишь бы подальше от всего, что творится на поверхности и выше. Гюль поймала мои мысли, быстро поменяла режим в комнате, которая притворялась без Кита обычной и не делала важного сама. Стало жарче и светлее. Гость встрепенулся.

– Договор составлен. Мы просмотрели его. Мы уже формально дали согласие.

– Ладно. А если они откажутся от подписанного?

– Невозможно. От такого не отказываются.

– Ясно. Тогда… тогда прошу об одолжении. Завтра в полдень я, габбер по должности, желаю лично прочесть договор и засвидетельствовать. После этого вы его торжественно подпишете.