Крымская война. Соратники - Борис Батыршин Страница 32

– Да с какой стати? Сам же говорил: французы с англичанами в нашей истории из-за потерь под Севастополем хай подняли в парламентах и газетах! А тут – целая эскадра и армия в придачу! Нет, слабо им в коленках…

– Им-то, может, и слабо, – не стал спорить Андрей. – А вот нам как? Согласись, корабли, способные разнести вдребезги любую эскадру, и те же самые корабли, но с пустыми погребами – это, как говорят в твоей любимой Одессе, две большие разницы. Подозреваю, ни Кремень, ни Фомич, ни Зарин не очень-то хотят превращаться в статистов в здешних раскладах. Серега Велесов на совете так и сказал: «Пока есть снаряды, с нами будут считаться. И здешнее начальство, и Петербург. А как закончатся, еще большой вопрос, какое к нам будет отношение».

– Да брось! Мы им войну выиграть поможем, они нам по гроб жизни…

Андрею оставалось только удивляться. Вроде не мальчишка, взрослый, битый жизнью мужик, офицер спецназа. А вот, поди ж ты – иллюзии, хруст французской булки…

– Оказанные услуги быстро забываются. И потом, не забывай: у алмазовцев, что у офицеров, что у нижних чинов, взгляды, по местным понятиям, не просто либеральные, а прямо-таки крамольные. Здесь ведь еще крепостное право, не забыл? А ну, как начнут болтать чего не надо? Уверен, что это обрадует здешних жандармов, да и Государя?

Белых выругался. Эта мысль оказалась для него неожиданной.

– Ладно, будем решать проблемы по мере появления. – Андрей великодушно сменил тему: – Когда, говоришь, «Улисс» выйдет в район Констанцы? Надо бы согласовать действия.

Да, и вот еще что… – вспомнил Белых. – Не наведешь для меня кой-какие справки? Есть при штабе князя Горчакова, – это Дунайская армия, – такой персонаж, Стоян или Цани Калянджи. Занимается добровольцами, лазутчиков-болгар готовит. Понимаю, данные совсекретные, но вдруг?

– Интересный дядечка, – отозвался Андрей. – Попробую разузнать. Тут, знаешь, к секретам отношение такое… своеобразное. А тебе он зачем? Думаешь, переквалифицироваться в речные пираты?

– Нет, тут другое. Дядя Спиро сосватал на «Улисс» его сынка. Парень толковый, храбрый, турок до дрожи ненавидит. Вот я и подумал – неплохо бы справки о его бате навести. Мало ли, пригодится?

III

Авиатендер «Херсонес».

1 октября 1854 г.

Реймонд фон Эссен

Такой авиаматки Реймонд фон Эссен еще не видел. Хотя повидал он их немало – его стаж морского летчика превышал три года, пришлось послужить на всех черноморских гидротранспортах, пройти стажировку на балтийской «Орлице», общаться с французскими морскими летчиками, летавшими с «Ла Фудра» во время Дарданелльской операции. Но чтоб такое?!

Велесов, предложивший переоборудовать «Херсонес» в авиатендер, рассказывал об опытах с речными авиатендерами на Волге. В общем-то ничего мудреного: взяли баржу, из числа тех, что возили нефть с бакинских промыслов, срезали нефтеналивные трубы и мачты, добавили дощатые слипы и лебедки для подъема и спуска аппаратов. На одной из барж даже соорудили приспособление, позволявшее подтапливать корму, чтобы проще было работать с гидропланами.

Эссен этим заинтересовался, тем более что на «гидробаржах» базировались те же летающие лодки конструкции Григоровича, что состояли в авиаотряде. Но уж очень не походил черноморский пароходофрегат на волжскую лоханку!

Во-первых, колеса. В середине корпуса над палубой громоздились приплюснутые горбы кожухов, скрывавших колеса, – решетчатые конструкции из железных балок с деревянными плицами. Между кожухами высились тонкая труба и мостик. Во-вторых, «Херсонес» нес парусное вооружение барка – рангоут пришлось убрать, а по бортам установить кран-балки.

И в-третьих, пароходофрегат имел довольно высокий надводный борт, не чета баржам, таскавшимся по Волге да в прибрежных водах Каспия, и имелось опасение, что деревянный настил изрядно попортит центровку.

Опасения оказались напрасными. Легкие конструкции и уж тем более невесомые «эмки» можно было не брать в расчет, лишившийся части артиллерии и мачт, «Херсонес» даже выиграл в остойчивости. А вот от былого изящества не осталось ни следа – авиатендер мог теперь считаться самым уродливым кораблем Черноморского флота.

От колесных кожухов до оконечностей протянулись сплошные настилы, которые Велесов именовал на английский манер – «флайдеками». Для того чтобы вместить гидропланы, «полетные палубы» пришлось выводить за габариты корпуса и подкреплять деревянными раскосами. Большую часть «флайдеков» занимали похожие на сараи ангары – без них первый же шторм покончил бы с хрупкими аппаратами. Поначалу ангары хотели сделать разборными, из досок и парусины, но вовремя отказались от этой затеи: черноморские ветра вмиг разнесли бы времянки вместе с драгоценным содержимым.

После переделок «Херсонес» приобрел чудовищную парусность, и становиться лагом к сколько-нибудь сильному ветру теперь не рекомендовалось категорически. Управляемость тоже испортилась, зато гидропланы получили надежные укрытия: стены ангаров, обшитые тиковыми досками (их ободрали с палуб старого линкора «Султан Махмуд»), уверенно противостояли ударам штормовых волн.

Из артиллерии на «Херсонесе» оставили одну-единственную 24-фунтовую карронаду. Она играла роль сигнального орудия – ни о каком бое даже с мелкими кораблями и речи быть не могло. К авиатендеру на постоянной основе приписали его бывшего близнеца, «Одессу». Единственной ее задачей в предстоящей операции станет оказание посильной помощи и, при необходимости, защита уникальной боевой единицы. Для этого на «Одессу» воткнули снятый с «Заветного» пулемет. Опыт погонь за французскими пароходофрегатами показал: «Максим» на тумбовой установке – достаточно действенное в морском бою оружие. Его очереди способны на большой дистанции смести с палубы и орудийную прислугу, и офицеров, не доводя дело до артиллерийской дуэли.

Остальное вооружение искалеченного миноносца переставили на «Владимир», и теперь флагман Бутакова, кроме собственной артиллерии (два 10-дюймовых, три 68-фунтовых, четыре 24-фунтовых пушко-карронады, две 24-фунтовые карронады), нес две 75-миллиметровые пушки Канэ и пулемет. Работы велись «ударными темпами», как говорили гости из XXI века. Если бы не их электрический инструмент, переносные сварочные аппараты и прочие приспособления, облегчавшие работу, ни за что не удалось бы уложиться в два дня. Зато теперь «Максим» стоял на боевом марсе грот-мачты, откуда он гарантированно доставал шканцы и опер-деки высокобортных линейных кораблей.

Кроме пулемета, на марсы подняли прожектора с «Заветного» – отряд готовили к ночному бою. Бутаков разделил корабли на две группы: в первую вошли «Владимир», наспех отремонтированный «Громоносец» и «Крым», во вторую – «Морской бык», «Бессарабия» и трофейный «Вобан». Имея нарезные орудия, прожектора и радиосвязь, капитан-лейтенант получал два могучих кулака, способных сокрушить любое сопротивление. Глазами отряда служили гидропланы с «Херсонеса».

Фон Эссен помнил дискуссии по поводу состава крейсерского отряда. Корнилов настаивал на том, чтобы вместе с пароходофрегатами Бутакова к турецким берегам направился «Алмаз» или «Адамант», – вице-адмирал хотел иметь козырь, способный побить любую ставку Королевского флота. Но Велесов, Зарин и генерал Фомченко твердо стояли на своем: «Адамант» нужен для связи и разведки, «Алмаз» же – резерв, к которому следует прибегнуть лишь в крайнем случае. Да, неприятельская эскадра ослаблена, но ведь и Черноморский флот тоже понес серьезные потери! Неизвестно, какую шутку способен выкинуть преемник Гамелена граф Буа-Вильомэз, имеющий репутацию одного из лучших командиров французского флота, а «Алмаз», если что, в одиночку способен переломить ход любого сражения.