Любовь и свобода - Андрей Лазарчук Страница 32

— Ты мою собаку не соблазняй, — сказал Рашку; как всегда, он приблизился беззвучно. — Она молодая, жизни не знает. Плохому научишь… Я прикинул — человек тридцать нас там может жить: озёра есть, охота есть, огородик у Поля тоже немаленький, и расширить его легко. Хотя результат, конечно, не сразу будет…

— Э-э… господин Рашку, — сказал Лимон. — А в… э-э… обычное время вы здесь на что жили?

— Ну… капало понемногу. Тане в наследство пол-лесопилки достались, так что денежки хоть небольшие, но капали постоянно. Деревенские к Полю приезжали, чтоб он им их болезни определил, они ему как-то больше доверяли, чем нашим докторам — за шамана, что ли, считали. Да и… в общем, я ему по линии ДОЗа небольшой пенсиончик выхлопотал как пострадавшему от бесчеловечных опытов доктора Моорса. Что, кстати, чистая правда… Добавим огород, охоту… В общем, не роскошествовали, но и не бедствовали. Закупались в основном у фермеров…

— Понятно, — сказал Лимон.

— Запасов сейчас, конечно, маловато — как-то неожиданно и в неудачное время всё произошло. Но, думаю, с деревенскими так или иначе придётся договариваться, и чем раньше, тем лучше. А подступиться с недобрыми целями к нам будет трудно, построено-то всё давно, тогда фактор горцев сильно учитывали. Крепость — не крепость, но этакий укреплённый лагерь, да.

— Я понимаю, — повторил Лимон. — Просто… Нет, не могу объяснить. Почему-то кажется, что если отсюда уйдём — то и отовсюду покатимся. Как-то так.

— Думаю, ты не прав, — сказал Рашку, — но не буду настаивать. В конце концов, дорогу знаете. Чуть что…

— Конечно, — сказал Лимон. — Рации бы ещё достать…

— Без ретранслятора они берут только по прямой, так что даже если бы они и были…

— Там если дальше по склону подняться метров на сто, санаторий будет виден, — сказал Лимон. — В хорошую погоду, конечно. Но раций нет…

— Раций нет, — согласился Рашку и задумался. — Могу оставить свой фонарь. Ночью можно будет сигналить. Заряжается он долго, но светит хорошо. Телеграфную азбуку кто-нибудь из вас знает?

— Все знают.

— Ну и отлично. Будем переписываться. Или всё-таки с нами?

— Пока поживём тут.

— Ну, смотрите. Что-то тревожно мне…

— И мне тоже.

— Но остаёшься при своём?

— Почему-то да.

— Интуиция… она тоже нужна. Главное, не спутать её с… чем-нибудь ещё. С тайными желаниями…

— Какие у меня тайные желания? — сказал Лимон и вдруг почувствовал, что лицо его кривится. — Если бы были… я бы…

— Извини, — сказал Рашку. — Не подумал.

— Мы ведь все так решили, — сказал Лимон. — Не я один… Едет.

Действительно — донеслось ворчание мотора. Потом из-за деревьев выполз грузовичок, Порох махнул рукой и стал разворачиваться.

— Не забудьте там машину заправить, — сказал Лимон. — А то вдруг мы действительно соберёмся — а бензина в обрез.

— Не забуду, — сказал Рашку. — Ещё с собой канистрочку выдам. С бензином у нас пока что хорошо. С удачей хреново.

Вышел Поль. Он уже неплохо двигался, но ещё не мог говорить, а только писал — и, кажется, не очень хорошо видел. Во всяком случае, пару раз в сумерках Лимон замечал, что Поль идёт неуверенно, вытянув перед собой руки. Илли, как медобязанная, осматривала его и говорила, что глаза очень сухие и мутноватые — но, в общем, в сравнении с тем, что раньше — небо и земля. Вообще, конечно, то, что произошло с Полем, выглядело чудом. Да и сам он был чудом — хотя и привычным. Однако вот поди ж ты…

Лимон и остальные подошли прощаться. Поль поочерёдно обнимал всех, гудел что-то ободряющее. В руках у него уже была какая-то сила. Рашку стоял рядом, подстраховывал, что ли. Позади к Рашку прислонилась собака — подпёрла его под колени, внимательно и безотрывно смотрела куда-то в лес. «Кто там?» — спросил Рашку; собака покачала головой. Уже несколько ночей к лагерю подходил кто-то тихий, почти незаметный — не человек. Его пытались выследить, пугнуть — безрезультатно. Он просто растворялся в темноте.

Наконец Поль забрался в кузов, Рашку сел рядом с Порохом, собака, непостижимым образом сложившись, уместилась у него в ногах; Порох ещё раз помахал рукой (лицо у него было одновременно сосредоточенное и растерянное) и, усердно газуя, пролавировал между деревьями на дорогу; там он приостановился, сдал назад, развернулся — и тут же исчез из виду.

— Ну вот… — сказал Шило, подходя к брату. — Так он ничего и не рассказал.

— Что он мог рассказать? — пожал плечами Лимон. — Как пришёл в пустой город и чуть не умер? Так мы это и так знаем…

— Может, он видел кого…

— Кого он мог видеть…

— Как ты думаешь, наши?..

— Не знаю. Не думай об этом, понял?

— Да я стараюсь. Но отец же мог уехать на заставу?

— Мог.

— А почему они не спустились вниз, в город? Они же должны были понять, что что-то случилось.

— Должны были. Не знаю. Может, и спустились. А может, там пандейцы… ну, что-нибудь…

Произнося это, Лимон почувствовал вдруг, как ослабли у него ноги, и переступил, чтобы не задрожали и не подогнулись колени. Что-то холодное пронзило его от горла и до живота. Он вдруг словно чужими глазами увидел остановившийся вокруг него мир… стволы деревьев выступали из бесцветной травы, как потрескавшиеся кости давно вымерших великанов, и кусты висели в воздухе подобно причудливым клубам дыма; дом за спиной стал ажурным, прозрачным, почти вымышленным; ребята, стоящие рядом или чуть в отдалении, вдруг превратились в кукол из гимназического театра «Бисбауш»: белые гладкие продолговатые головы, разрезанные щелью рта, узкие плечи, мягкие руки и ноги с как бы надутыми кистями и ступнями… каждой такой куклой управляли двое актёров: один двигал руками и ногами, а второй — головой, глазами и челюстью. Вот и сейчас: как будто сдвоенные призрачные тела стояли за плечами Илли, Гаса, Зее и Шила; да и за собой он чувствовал какое-то холодноватое присутствие… Все замерли на полянке перед домом, неподвижные, расположенные в определённом, но никому не известном порядке. Лимон смотрел на это откуда-то сверху и сбоку…

— Эй! — услышал он сквозь звон. Это была Илли. Она спешила к нему — но медленно, словно сквозь воду. — Что с тобой?

Голос растягивался, искажался, плыл.

Лимон успел присесть, упереться кулаками в землю. Потом — мягко упал на бок. Он ещё мог видеть то, что происходило прямо перед ним, но почти ничего не понимал и уж подавно не мог ничего сделать сам.

Сначала всё оставалось как было. Потом от деревьев отделились две фигуры, похожие на человеческие, но с головами кузнечиков. Они шли медленно, на полусогнутых ногах, и водили вправо и влево какими-то странными трубами с решётчатыми щитками на концах. Что же это такое, какой-то задней частью мозга подумал Лимон, но ответа не получил. Люди-кузнечики прошли мимо Лимона, один со стороны ног, далеко, второй — перешагнув через его голову, и снова стало не на что смотреть. Прошло сколько-то времени. Потом ударил короткий звук взрыва, а вслед за ним — несколько заполошно-длинных автоматных очередей…