Под кожей - Мишель Фейбер Страница 32

— М-м-м, — согласилась Иссерли. — Вы много раз его видели?

— Да шесть или семь, правда, за многие годы. Его ведь и бухаловка отродясь не брала. Теперь-то он уж в любой день перекинуться может. Что я тогда себе скажу? Эх, мог же ты поехать, посмотреть на Джона Мартина, а теперь он помер! И что мне делать останется, а? В телик пялиться?

— Этим вы, главным образом, и занимаетесь, Дэйв?

— Верно, голубка. Чертовски верно, — с готовностью признал он.

— И днем тоже?

— Не, голубка, — усмехнулся Дэйв. — Днем я работаю.

Иссерли проглотила это молча, но с разочарованием. Она почему-то была уверена, что Дэйв — безработный.

— Стало быть, — упрямо продолжала она, надеясь услышать, что он хотя бы работает через пень колода и часто опаздывает, — вы сегодня отгул взяли, чтобы попасть на концерт?

Дэйв взглянул на Иссерли не без некоторого сочувствия и мягко уведомил ее:

— Нынче у нас суббота, голубка.

Она поморщилась:

— Ну конечно, конечно.

И в этой ее ошибке виноват был, разумеется, Амлис Весс. Совершенное им идиотское вредительство привело только к тому, что она на весь день лишилась способности ясно думать.

— Вы как, Луиза, в порядке? — спросил сидевший с ней рядом водсель. — Может, вы сегодня не с той стороны кровати на пол упали?

Она кивнула и со вздохом ответила:

— Слишком много работаю.

— Я так и понял, — сочувственно кивнул он. — Ну ничего, не тужите: у вас целый уик-энд впереди!

Иссерли улыбнулась. Никакой уик-энд ей не потребуется — и ему тоже. На работе Дэйва никто до понедельника не хватится, а если он не появится и в понедельник, его товарищи решат, что он застрял где-то по дороге из Глазго. Значит, она все же может взять его. Он ей подходит.

— А где вы остановитесь в Глазго? — спросила она и палец ее повис над тумблером икпатуа в предчувствии обычной болтовни о дружках и отелях.

— У мамы, — тут же ответил он.

— У вашей?

— У моей, — подтвердил Дэйв. — Она у меня молодец. Тоже по музыке с ума сходит, понимаете? Кабы не нынешняя холодрыга, она со мной и на Джона Мартина пошла бы.

— Как мило, — сказала Иссерли, убирая пальцы от тумблера и стискивая ими бугристый обод руля.

Остаток пути они проделали почти без слов. Кассета доиграла музыку кантри до конца, Дэйв перевернул ее, желая выжать из записи все, что та могла предложить. Жизнерадостно скорбный исполнитель все пел и пел йодлем о сладких воспоминаниях, длинных трассах и упущенных возможностях.

— Знаете, я, пожалуй, переросла эту музыку, — наконец, сказала Иссерли Дэйву. — Несколько лет назад она мне нравилась, но сейчас я с удовольствием перешла бы на что-нибудь другое. Может быть, на Джона Мартина.

— Блеск! — поддержал ее Дэйв.

В Питлохри она ссадила его на обочину и уехала, не помигав на прощание задними огнями.

Когда пять минут спустя она миновала Дэйва, двигаясь по другой стороне дороги, он так и стоял на том же месте, держа перед собой картонку со словом ГЛАЗГО. Если он заметил Иссерли (в чем она почти не сомневалась), то, наверное, удивился, какая беда заставила ее повернуть назад.

К двум часам дня сланцево-серые тучи заманили солнце в самую свою глубину: скоро снова повалит снег. Если совсем уж скоро, темнота не станет пережидать еще полтора часа, но падет почти сразу, и тогда на дороге останутся голосовать только повредившиеся умом или отчаявшиеся стопщики. Иссерли сомневалась, что ей хватит сегодня сил на возню с повредившимся и что удача улыбнется ей, послав отчаявшегося. При том как складывалась нынче ее работа, будет, пожалуй, разумным покончить с ней при падении первой же снежинки.

А потом? Куда ехать потом? Только не на ферму Аблах, если, конечно, найдется другая возможность, — в какое-нибудь уединенное место, где нет никого, кто стал бы следить за ней или ее обсуждать. В место, известное только ей.

Может быть, все же стоит попытаться поспать в аббатстве Ферн — то есть, проспать там целую ночь, а не просто подремать немного? Так ли уж нужна ей кровать? Наверняка же можно обойтись без нее, поспать, как нормальное человеческое существо! И пусть Енсель с его приятелями теряются, пока она будет спать под звездами, совершенно одна, в догадках о том, что с ней стряслось.

Идея дурацкая, это понятно. Ее спина осуществить такую ни за что не позволит. Не может человек лежать, уютно свернувшись калачиком, на неподатливой поверхности, если ему ампутировали половину позвоночника, а в то, что уцелело, понатыкали металлических спиц. Такой была цена, которую пришлось заплатить за способность прямо сидеть за рулем автомобиля.

Теперь Иссерли снова катила на север и катила на автопилоте, высматривая стопщиков впереди на дороге и тюленей в Мари-Ферте. Впрочем, куда живее рисовалась на экране ее внимания умственная картинка, изображавшая мягкую постель на ферме: как она жаждала улечься в нее! Какое это было бы чудо — вытянуться обычным ее X-ом, препоручив матрасу бремя поддержания порядка в спине. Старая, раздолбанная поколениями водселей кровать обладала в точности той «уступчивостью», какая требовалась Иссерли: проседала ровно настолько, чтобы дать ее спине отдых, не позволяя, однако ж, металлическим скобам впиваться в сухожилия, что они безжалостно проделывали всякий раз, как Иссерли слишком обмякала, сидя за рулем. Жаль, но тут уж ничего не попишешь.

И если бы еще мужчины не выскакивали из амбара при каждом ее возвращении — с водселем или без. Откуда вообще взялась у них эта идиотская привычка? Им что, не по силам дождаться, когда она подаст какой-нибудь сигнал? Почему ей не позволяют хотя бы время от времени приезжать на ферму никем не замечаемой, ничего не сообщающей, и проскальзывать в коттедж, и ложиться спать? По какой такой основательной причине ей не дано право отключать, подъезжая к ферме, сигнализацию? Или суматоха, неизменно сопровождающая ее возвращение, это результат осенившей кого-то блестящей идеи насчет того, что, если держать ее в вечном напряге, она и сырой материал доставлять будет чаще? Кто мог до такого додуматься? Шли бы они все, кем бы ни были, в жопу. Не иначе как старик Весс установил эти правила, чтобы держать своих рабочих в узде; он, надо полагать, такой же извращенец и псих, как его сынок, — только на свой, особый манер…

И тут машину рвануло куда-то вбок, так что к горлу Иссерли подкатила тошнота, а сама она обнаружила, что перенеслась, словно пронизав пространство и время, в чужую, страшную, бедственную среду: со всех сторон к ней неслись вопли электронных клаксонов, она же затерялась в сумеречной пустоте, завороженно наблюдая за слепящим приближением разбухавшего света. Ощущение, что и она тоже движется, у нее отсутствовало, — Иссерли могла быть сейчас пешеходом, всматривающимся в падающий метеорит или зажигательную бомбу. И ожидающим, заледенев, когда смерть, мгновенно сверкнув, сметет его в небытие.