Параграф 78 - Андрей Лазарчук Страница 32

Мы вошли на кухню. Лампы под потолком шипели и мерцали, то вспыхивая, то угасая. Я прислонился к стене. Омерзительное настроение, возникшее, едва мы начали спускаться, сделалось ещё омерзительнее. Это было как похмелье, только без физиологии. И если меня и тошнило, так это от отвращения ко всему сущему.

Док осмотрел мертвеца. Сделал соскобы с губ и ушей. Попытался разжать ему кулак – и это оказалось очень непросто. Вообще труп производил впечатление замороженного – во-первых, чуть розоватой белизной кожи (только верхняя губа и кожа под носом были нормальной трупной синюшности), во-вторых – неестественной ригидностью тела. Я довольно много имел дела с трупами разных степеней окоченелости, но такого ещё не видел.

В кулаке оказалась смятая бумажка. Док вынул её, я думал, это записка, но нет – оказалась просто облатка. На ней оставались следы какого-то порошка. Док упрятал её вместе с соскобами в пластиковый мешок.

Скиф между тем обходил кухню, ко всему прикасаясь и принюхиваясь.

– Странно, – сказал он. – Сковородка тёплая, а хлеб высох в камень.

– И жратва пахнет нормально, – подхватил Люба. – Не протухла.

– Хочешь доесть? – спросил Фест. – Сытый человек – это звучит гордо.

– Хватит тебе его доставать, – сказал Спам.

– Да чего? Просто спросил.

– Не хочу, – сказал Люба. – Всё с кетчупом, а у меня от него изжога.

– Похоже, чайку мы тут не попьём, – сказал Спам. – Плита вдребезги. Ну что, командир? Дальше?

Я осмотрелся. Меня что-то беспокоило. Что-то мы оставляли в тылу.

– Ребята, – сказал док. – Кто мне поможет оттащить парня в холодильник?

– Это где? – спросил Люба.

– А вот…

Дверь в большой рефрижератор скрывалась между двумя холодильниками комнатными.

– Ага.

Док и Люба подхватили труп и понесли к рефрижератору.

– Лёгкий, – сказал Люба.

– Похоже на то… – в голосе дока звучала вся тщета познания.

Пай открыл перед ними дверь, посветил. Все замерли, как стояли. Потом Люба и док медленно опустили труп на пол.

Я подошёл, заглянул в камеру.

Камера была не слишком большая, два на два. На полках стояли всяческие коробки и контейнеры, под потолком на крюках висело несколько свиных полутуш. А рядом с дверью, на нижней полке и просто на полу, лежали два покойника. Один абсолютно голый, со связанными руками и ногами, второй – завёрнутый в простыню, из которой торчали только синие измазанные кровью ступни.

– Это кто? – спросил я.

Док ответил не сразу. Он сидел на корточках, придерживаясь за косяк двери, и думал. Слышно было, как у него скрипит в черепушке. Потом он подошёл (не вставая с корточек, в три утиных шажка) к голому и снял с его шеи жетон. Повернулся, стал распутывать простыню на голове второго. Он первым увидел то, что было под простынёй, и по его внезапно вспружинившим плечам я почувствовал, что там что-то особенное.

Он отодвинулся и дал мне увидеть прежде скрытое простынёй.

Голова и плечи. Угольно-чёрного цвета. Нет, не угольно – графитно. И – светлые спутанные волосы. Длинные. Женские.

– Господи, – сказал я. – Что это?

– Не имею ни малейшего представления… – проговорил док; голос у него был сдавлен, словно он сдерживал кашель.

– И… э-э… док, – сказал я. – Шесть человек. Это – все?

– В том-то и дело… – док встал. – Это ребята из смены «Вега». Я и подумать не мог, что они здесь.

– И вас не предупредили?

– Нет…

Подошёл Фест, заглянул в камеру.

– Негритянка, что ли? – спросил он с понятным интересом.

Док покачал головой:

– И никогда не была.

– И чем вы тут занимаетесь только… некрофилы-затейники… – Фест отошёл, неодобрительно ворча.