Законы войны - Владимир Мельник Страница 32

Целую ночь бродил по городу изредка останавливаемый патрулями для проверки документов. Наконец дошел под утро до штаба СОР, который располагался на Минной стенке, в центре города, в штольнях. Туда то и дело заезжали и выезжали машины. Сновал народ в самых разных видах обмундирования. Жизнь во дворе притихала только во время бомбежек, но штаб находился глубоко в горе и в несколько этажей под землей. Там жизнь не затихала ни на минуту. Это почти автономный городок — во всяком случае запасов хватает на проживание почти двух тысяч человек в течении нескольких месяцев. Ведь объект проектировался под нужды грядущей ядерной войны. Подошел к КПП и окликнул матроса-дневального. Тот подошел и, козырнув, уточнил чего мне нужно. Он показал на двери с надписью на украинском языке «Дежурный по КПП». Зашел туда, в комнате было накурено и грязно. В дежурке сидел небритый матрос, лет тридцати пяти и капитан-лейтенант с красными от недосыпания глазами, которые делали его похожим на вампира из фильмов ужасов. Показал каплею предписание и удостоверение личности. Матрос позвонил дежурному по части и доложил о моем прибытии. Матрос сразу выписал пропуск, что-то бормоча себе под нос, периодически почесывая небритые щеки.

Сразу от КПП пошел в Управление кадров. Оно находилось на 3-м уровне северного ствола верхних штолен. Зашел в что-то типа приемной начальника управления и подошел к девушке-прапорщице, которая работала за компьютером. Она улыбнулась мне и по селектору доложила начальнику. Девушка была даже очень ничего: русые волосы под черным беретом стянутые на затылке в узел, серые глаза со смешинкой, улыбка была открытая и очень дружелюбная, с симпатичными ямочками на щечках. На вид ей не больше двадцати лет. Наконец пригласили в кабинет одного из помощников начальника управления. Зашел в кабинет, который был похож больше на склад макулатуры от обилия всяких папок личных дел и бумаг. Начальник отдела комплектования — капитан 1-го ранга Ткачев, был слегка лысоват и уже с небольшим брюшком для своих сорока пяти. Представился «по случаю прибытия для дальнейшего прохождения». То, что мой внешний вид слегка подгулял, он даже не заметил.

— А-а-а! Прибыл, значит. Так, где ж твое личное дело? А, вот оно. Так! Подяка… грамота от Жунько… так медаль «За заслуги перед Батькивщиною»… из прапорщиков в младшие лейтенанты… Ну что ж, Свешников, такого орла как ты надо послать на передовую. Взвод осилишь?

— Так точно. В Десне механизированным взводом командовал. Месяц правда.

— А на роту пойдешь?

— Не пойду, товарищ каперанга, не осилю.

— Тоже верно… Значит пойдешь командиром взвода в 3-ю бригаду морской пехоты ЧФ. Она сейчас находится в Молочной балке, но через три дня идет на передовую. Так что у тебя времени всего и ничего для принятия дел.

— Есть, понял, товарищ каперанга. Поскорее бы на передовую, а то засиделся в тылах.

— Так сильно засиделся? Ну, ничего, скоро будешь вспоминать военкоматовскую службу как рай. Приказ сегодня подпишут, а необходимые документы получишь в делопроизводстве. Ну, мамлей, бывай, с Богом. Кстати, ты женат?

— Уже нет…

— И давно? Что ж такое? В разводе?

— Со вчерашнего дня. Бомбежка. Давайте не будем.

— Ну, теперь понятно чего ты рвешься на передовую. Ладно, иди. Через час зайди к Лене — это прапорщица, что в приемной. И забери предписание и выписку из приказа, аттестаты и расчетная книжка с собой? Тогда будь! Иди!

— Слушаюсь!

Когда вышел из кабинета — подошел к этой прапорщице, которая опять мне улыбнулась. Хмуро поинтересовался относительно времени получения документов на руки. Еще есть час времени. Идти было некуда, сел в коридоре на стул и просидел около пяти минут в каком-то отупении — ни одной мысли в голове. И не заметил, как заснул.

Мы лежали на кровати в нашем углу ЗПУ. Оксанка с распущенными волосами горячо целовала меня и потом что-то шепнула на ухо, и оба тихо засмеялись. Ее волосы касались моих плеч и груди, и пахли как-то особенно вкусно. Я закрыл от удовольствия глаза и через мгновение открыл. И… увидел, лежавшую рядом истекающую кровью жену, уже в камуфляже, она задергалась в конвульсиях и прошептала: «Вова, я не хочу, чтобы ты мучался…» и с этими словами достала из кобуры пистолет слабеющими руками и, направив его на меня, выстрелила.

Я вздрогнул и проснулся, правда, чуть не упал со стула. Продремал около пяти минут. Времени еще оставалось достаточно. Попробовал заснуть еще раз.

Сижу в своем кабинете на втором этаже. Любуюсь на вид моря из окна и на стенд с коллекцией нарукавных знаков. На шпиле над Штабом Черноморского флота РФ развевался российский флаг. Тут раздается звонок внутреннего телефона. Беру трубку, представляюсь: звонил помощник дежурного, но по голосу определить, кто это был не смог. Голос какой-то нейтральный, то есть равнодушный или индифферентный, а также, можно сказать, бесполый. Помдеж сообщил, что мне нужно зайти в 44-й (Оксанкин) кабинет. Почему-то подумалось, что вызывает к себе военком. Хотя знал, что военком сидит через кабинет от меня и он в не приемный день, когда что-то нужно срочно, иногда сам приходит. Взбежал по лестнице, постучал и зашел в нужную дверь. Там сидели все офицеры и служащие, которые служили-работали в военкомате и погибли. Судорожно начал искать взглядом военкома, но не нашел. Все смотрели на меня с жалостью и состраданьем. И тут зашла в кабинет Оксанка. Почему-то в сухопутной форме, хотя перед войной она ходила в морской. Жена подошла и обняла меня сзади за плечи, обратилась к сидящим: