Рокси - Джаррод Шустерман Страница 32

АЙЗЕК

— Это было нелегкое решение, — говорят Айзеку и Айви родители, сидя в тесной кабинке китайского ресторана.

Они здесь редкие гости. Приходят только по особым поводам. Но «особый» не всегда означает «приятный».

Айзек ерзает на сиденье. Внутри у него все зудит, и этот зуд не утихомирить простым почесыванием. А в его мозгу царит только одно:

Те таблетки.

Они поют в его голове, и от их надоедливой музыки невозможно избавиться, она становится все громче и громче.

Закуски съедены, основное блюдо еще не принесли, и тут Айзек замечает, что родители взялись за руки. Значит, сейчас они сообщат им причину сегодняшнего визита в ресторан.

— Нам надо поговорить о бабушке, — произносит отец. — И ее ситуации.

— С ней дело немного хуже, чем мы думали, — добавляет мать.

Брат с сестрой напрягаются.

— Хуже? — переспрашивает Айзек, вглядываясь в лица родителей и настраиваясь услышать самую страшную весть.

— У нее остеопороз, — говорит мама. — Кости очень хрупкие. Возможно, она никогда не оправится от этого перелома.

Брат с сестрой одновременно испускают вздох облегчения.

— Господи, ма! — стонет Айви. — Мы уж было подумали, что она умирает!

— Нет, — отвечает папа. — Она не больна, но ей будет сложно передвигаться. И ей понадобится более значительная помощь, чем мы можем ей оказать…

Айви понимает намек раньше Айзека:

— Вы сдаете бабушку в дом престарелых?

— В заведение, специализирующееся на помощи пожилым людям, — поправляет отец. — Большая разница. У нее будет собственная комната, куда она переедет со своими вещами. Это почти как у нас, только медперсонал будет наблюдать за ней круглые сутки.

— И она получит возможность общаться с другими людьми ее возраста, — подчеркивает мама.

Айзек трясет головой — идея ему не по вкусу.

— Бабушка терпеть не может людей своего возраста!

— Что если она снова упадет, а дома никого нет? — спрашивает отец. — И что если следующее падение будет хуже нынешнего?

Ни у кого нет на это ответа. Вопрос повисает в воздухе, жаркий и тяжелый, как запахи имбиря и чеснока, волнами наплывающие из ресторанной кухни.

— Это ради ее же собственного блага, — наконец произносит мама.

— Нет, это ради вашего собственного блага, — отчеканивает Айви. — Потому что вы не хотите брать на себя ответственность.

Папа едва не хватает наживку, и беседа чуть не перерастает в ссору, но мама мягко берет папину руку в свою и пытается разрядить обстановку:

— Айви, дорогая, у нас просто нет средств на сиделку, а она понадобится, если бабушка останется дома. Другой вариант — это чтобы я или папа перестали работать и присматривали за ней, а этого мы тоже не можем себе позволить. Мы и так еле держимся на плаву.

Папа вздыхает и, помолчав, добавляет:

— Хотел бы я просто щелкнуть пальцами, и чтобы все устроилось по нашему хотению. Но приходится мыслить практически. И бабушка это тоже сознает.

— Вы сказали ей? — спрашивает Айви.

— Мы это обсуждали.

— И что — она хочет туда?

— Она понимает, что так будет лучше.

Айзек по большей части молчит. Потому что ему пришла на ум ужаснейшая, эгоистичная мысль: если бабушка переедет в это самое «заведение», с нею перекочует и содержимое ее аптечки. У Айзека не будет доступа к ее таблеткам. Он уже поклялся себе всеми самыми страшными клятвами, что больше не возьмет ни одной, но перспектива их полного и окончательного исчезновения усилила ужасную песнь в его голове до разрывающей мозг громкости. «При чем тут я, речь вообще не обо мне! — пытается он перекричать нарастающий грохот. — Речь о бабушке! Почему я стал такой эгоистичной сволочью?»

И тут в самый неподходящий момент, как это часто случается в ресторанах, прибывает основное блюдо. Никто из них сейчас не в настроении делиться с другими, но поскольку таков обычай семьи, приходится делиться. Хотя все четверо теснятся в одной кабинке, кажется, будто каждый ушел в свою скорлупу. Между ними словно выросли эмоциональные стены. Айзеку вспоминается кое-что из уроков естествознания: в космосе оттого так холодно, что вакуум не проводит тепло. По-видимому, на это не способен и эмоциональный вакуум, потому что в пространстве между членами его семьи царит ледяной холод.

* * *

Тело, находящееся в движении, стремится оставаться в движении. Айзек, непрерывно кружащий по своей комнате тем же вечером, служит живой иллюстрацией к первому закону Ньютона. Стоит только сесть — и ему хочется встать. Когда он встает, ему хочется лечь, а когда лежит, он никак не может улечься удобно. Неутолимая жажда распирает изнутри его ребра, когтями продирает себе путь наверх, в горло. Бабушкин доктор не обновил ее рецепт, и, пока она в больнице, он этого не сделает. Вот почему в тот первый день Айзек тщательно обыскал ее комнату под предлогом уборки, четко осознавая при этом, что лжет самому себе. Он нашел флакон, позабытый в ящике тумбочки, а в нем две просроченные таблетки. Разделил первую на половинки, вторую на четвертинки, — так он сможет, как ему представляется, отвыкнуть. Выяснилось, что способ не работает. Только сейчас до него доходит, насколько глубоко он увяз. У него такое чувство, будто его сердце раскололось, а обломки кто-то вынул из тела и запрятал неизвестно где.