Конфлизм - Василий Головачев Страница 32

Подняли Тимофей, Петрович и Римма.

– Это не минарет, – сказал Тимофей. – Так наше воображение отображает в сознании поток изменений реальности, что и есть время. Я уже говорил об этом, а теперь уверен на сто процентов. Пятимерная квинтика объединила все пять измерений, включая четвёрку и саму пятёрку, а также сформировала время в виде струны, которую мы ощущаем как минарет или как пучок прозрачных коробов. Ведь вакуум представляет собой не только виртуальную квантовую пену ниже предела десять в минус тридцать второй степени сантиметра, но ещё и хронопену, и пену измерений. Они то разворачиваются спонтанно, то сворачиваются в пузырьки, существующие в размерах меньше десяти в минус сорок третьей степени секунды.

– Трюизм, – буркнул Валентин Сергеевич.

Тимофей не обратил на его вставку внимания.

– Но мне удалось увидеть больше. Во-первых, я оказался на «вершине» космического корабля, прилепившегося к пучку коробов.

– Корабля?! – удивился Петрович.

– Так он выглядел: геометрически совершенный конус, усеянный нишами и рёбрами, складывающимися в подобие иероглифов.

– Никакой это не корабль, – возразил Валентин Сергеевич. – Если мы говорим о развёртке структур Калаби-Яу, которые и образуют струну времени, то конус вполне может быть конифолдом, одним из фрактальных выступов на Калаби-развёртке.

– Я так и подумал сначала, – не стал спорить Тимофей. – Хотя мне показалось, что конус – искусственное сооружение. Теперь о том, где я побывал и что видел.

Рассказ длился несколько минут. Но ещё с минуту слушатели молчали, обдумывая полученную информацию.

– Поток времени в форме тоннеля? – Валентин Сергеевич скептически похмыкал. – Не слишком ли просто?

– Таково моё воображение, – пожал плечами Тимофей. – Вакуумные конфигурации пустого пространства-времени могут иметь любую форму, как и топологические мерности многообразий. Но мне доступна лишь одна – тоннель с окнами.

– По-твоему, окна – это ответвления основного потока времени…

– Предлагаю назвать их хроноперпендикулярами.

– Слишком длинно.

– Можно и короче – хроноперды, – предложил Петрович.

Женщины засмеялись.

– Красиво, – фыркнула Тамара.

– Но как ты мог разговаривать сам с собой? – воскликнула Римма. – Это же невозможно!

– Почему? Разговаривали субъекты разных временных кривых. В уравнениях Мирона Юльевича, – Тимофей посмотрел на Феофанова, – существует и вариант времениподобных структур.

– Но ты ведь не помнишь, как с тобой разговаривал второй Бодров? Если бы это было на самом деле, ты ещё до своего путешествия знал бы о контакте с самим собой. След в памяти остался?

Тимофей покопался в «базе данных». Показалось, что глубоко в психике вырос бутончик воспоминания, но не развернулся в полноценный объём, оставаясь слабой тенью дежавю и порождая сожаление.

– Мы все находились в стрессовом состоянии… след остался… очень прозрачный…

– Просто на тебя подействовало поле «мерина», – сказал Валентин Сергеевич, всегда использующий для упрощения объяснений «бритву Оккама». – Вот ты и нафантазировал.

Тимофей встретил взгляд Руны, дёрнул плечом.

– Я так не считаю.

– Имею мнение, хрен оспоришь?

– Пусть будет так.

– Хроноперд…

– Ради бога, Петрович! – поморщилась Римма.

– Хроно перпен дикуляр, – проговорил Петрович, разделив один термин на три слова. – Очуметь! Если ты прав, нам светит Нобелевка!

По лицам беседующих промелькнула улыбки.

Лишь скептически настроенный Валентин Сергеевич еле слышно пробормотал:

– Если не убьют раньше…

– Работаем. – Феофанов направился к себе. – К вечеру прошу подготовить подробные отчёты и анализ личных ощущений.

Зашумели, рассаживаясь по местам поудобнее.

Руна подошла к Тимофею, обдав его нежным запахом духов.

– Я тоже была в тоннеле.

– Метро, – улыбнулся он.

– Разница небольшая. Нам надо поговорить без свидетелей.

– Хорошо, но не раньше вечера. Можно будет поехать к Валере.

– Посмотрим. – Руна подсела к своему столу.

Бодров повернулся к монитору своего персонального компьютера, и действительность вокруг перестала существовать.