Звездный час  - Николай Эдельман Страница 32

– Связи Бондаренко с татарами не более предосудительны, чем его работа на англичан, – солидно возразил Ужов. – Пока они с нами заодно, надеясь на союз против немцев, мы закрываем на это глаза…

– Конечно, – кивнула Зинаида. – Из-за англичан-то мы с ним и сотрудничаем. Но встает вопрос: вполне ли ему с нами по пути? Помимо покушения на Евгения Михайловича, сегодня он зачем-то пытался похитить Тургеневу, племянницу Кудрявцева, – не для того ли, чтобы потом шантажировать ее дядю?

Каждое новое откровение добивало бедную Лизу, наполняя ее голову свинцовой тяжестью. В табачном дыму все плыло и двоилось; чувствуя, что в любой момент может потерять сознание, она беспомощно цеплялась за портьеру, грозившую обрушиться под весом ее тела.

На реплики о том, что замысел Бондаренко не так уж и плох, Зинаида возразила:

– Во-первых, нам нужен не сам профессор, а его бомба, лучи смерти или что он там у себя изобрел! А во-вторых, почему Ян Данилович пошел на такой смелый шаг, даже не поставив нас в известность? А если бы его затея удалась? Какой скандал бы поднялся! И это перед самой операцией! Или он потерял всякую осторожность, или ведет какую-то свою игру!

– Зина, – нетерпеливо спросил Левандовский, едва дождавшись, когда она умолкнет, – вы так и не сказали мне ничего про Тургеневу. Что с ней? Где она?

– Не волнуйтесь, Евгений. – Зинаида одарила его едкой улыбкой. – Никуда Тургенева не денется. Сейчас она спокойно спит у меня в номере после разумной дозы веронала…

– Что же вы… – начал Левандовский, но его перебил Барсов, встрепенувшийся так, словно на него снизошло прозрение:

– Постойте! А где же та дама, которую я привел с собой? Черноволосая, в темном платье. Мы с ней пришли сразу же после вас с полковником…

Лиза не стала дожидаться продолжения. Она сиганула в окно, каким-то непонятным для себя образом ухитрившись перемахнуть через подоконник. Увы, вечернее платье не слишком годилось для таких упражнений, и так же удачно приземлиться не получилось. Лиза упала прямо на гравийную дорожку, и колену, пострадавшему на Кошке, досталось еще раз. Хуже того – свалившаяся с этой же ноги туфля улетела в кусты. Искать ее не было времени. Наскоро отряхнув подол, Лиза заковыляла прочь от дома.

Увы, не она одна предпочла для прогулок темную часть сада. Пока Лиза, прикусив губу от боли в разбитом колене, пробиралась мимо боскетов в надежде как-нибудь стороной обогнуть танцплощадку и выйти к лестнице, прямо на беглянку вынесло какого-то толстяка с козлиной бородкой и в цилиндре набекрень. «Ночью нас никто не встре-этит…» – фальшиво, но с чувством выводил он, перекрывая звуки недалекого оркестра. Заметив Лизу, гуляка удивленно пошатнулся, взмахнул, восстанавливая равновесие рукой, в которой сжимал бутылку, и воскликнул:

– Ба! А вот и встретит!.. Су… сударыня, я в восхищении! Рюмку коньяку?

Лиза молча шарахнулась от его растопыренных рук и ударилась грудью обо что-то твердое. Увидела прямо перед собой пластрон, отливавшие шелком лацканы фрака, светлое пятно гардении в петлице. Лиза подняла глаза, и сквозь прорези черной маски в нее стрельнул взгляд, еще утром засевший занозой в глубинах сознания! А в этом взгляде читалась готовность мигом свернуть ей шею тем же манером, жертвой которого стал несчастный Костанжогло.

– Не вы ли оборонили, сударыня? – сказал Бондаренко, протягивая ей потерянную туфлю. – Примерьте – на вашу ногу?

И при звуках его голоса что-то, терзавшее Лизу с минуты первой встречи, наконец обрело форму, взорвавшись в мозгу ослепительной вспышкой, осветившей все дальние закоулки памяти, в которые она не осмеливалась заглядывать долгие годы. На миг у Лизы перехватило дыхание и земля ушла из-под ног.

Только что гремевший фокстрот оборвался, словно в мире не осталось ничего – лишь этот немигающий взгляд, настигший ее много лет спустя. Она была совсем крохой, когда ее родителей увели из их имения в уездную чрезвычайку, откуда они уже не вернулись. Лиза не запомнила почти ничего, но эти блеклые глаза на бескровном лице главного комиссара в черной кожанке часто виделись ей в детских кошмарах, когда она кричала по ночам и долго плакала в подушку, стараясь не засыпать, чтобы мучительное наваждение не явилось снова.

Каким образом этот призрак из кровавых и жестоких времен очутился здесь, в пресыщенном, разгульном Крыму? Что он делал все эти годы, как сумел скрыть свое большевистское прошлое? И знает ли он сам, кто она такая? Наверняка знает – ведь ни имя, ни фамилию она с тех пор не меняла. Хотя помнит ли он этот случайный эпизод из своей жизни?

Бог весть сколько людей он пустил в расход в ту лихую пору! В этой шеренге мучеников наверняка затерялись двое интеллигентов, имевших несчастье родиться господами и выданных своими же крестьянами, ради которых они сидели в сельской глуши, пытаясь внушить им зачатки культуры и разумного жизненного обустройства…

Надо что-то делать, но что?! Как погасить блеск этих глаз, пронзающих ей зрачки холодными иглами? А в груди уже что-то сгущалось, что-то надвигалось на нее опасным и грозным знанием, и неожиданно для нее самой у Лизы вырвалось:

– Добрый вечер, господин Берзинь! Или, может быть, товарищ?

Откуда, из каких глубин всплыло это имя? Неужели она знала его с тех самых пор? Вряд ли – с какой стати кто бы стал в тот день сообщать ей, малышке, испуганно жмущейся к взрослым, как зовут страшного человека, вместе с которым в их дом пришла беда? Нет, верно, ей запомнились разговоры с братом, когда они, двое сирот, украдкой шептались по углам в детдоме, и Боба, сжимая детские кулачки, твердил сестренке: «Я на этого упыря на допросах насмотрелся и теперь вовек не забуду! Я его достану из-под земли, он мне заплатит за папу с мамой!»

– Это наш танец, сударыня, – сказал Бондаренко, когда недолгая, но грозившая стать вечностью пауза была сметена первыми тактами танго. Оркестр заиграл «Брызги шампанского».