Вся власть советам! - Александр Михайловский Страница 31

Еще мичманом Модест Васильевич Иванов участвовал в обороне Порт-Артура и помнил перекидные обстрелы города и порта японской эскадрой. Вздохнув, контр-адмирал запахнул борта шинели и, повернувшись, быстрым шагом пошел по дощатому тротуару к сопке в центре острова, на вершине которой пришельцами из будущего был оборудован флотский НП.

Поднявшись на высоту шестьдесят четыре метра над уровнем моря, из-под бревенчатой кровли в три наката контр-адмирал обозрел Кольский залив от Александровска до самого горла. Лежащий впереди пологий и низменный остров Большой Олений не мешал наблюдению. Выполнявший роль адъютанта мичман Колбасьев молча подал адмиралу Иванову бинокль. Через просветленную цейсовскую оптику был четко виден идущий первым линейный корабль «Дредноут». Клубы густого черного дыма частично закрывали следующие за ним в кильватере броненосные крейсера.

На глаз скорость британского соединения оценивалась узлов в пятнадцать. То ли противник опасался навигационных сюрпризов на незнакомом фарватере, то ли артиллерийские офицеры «Дредноута» попросили не задымлять им главный КДП, расположенный на грот-мачте, сразу за первой трубой.

— Красиво идут, черти, — выдохнул стоящий рядом с Ивановым кавторанг Белли. — Модест Васильевич, может, прикажете открыть огонь?

— Рано, Владимир Александрович, рано, — ответил Иванов. — Пусть этот сэр Оливер влезет «Дредноутом» в горло залива, тогда и посмотрим, что он там сможет сделать на фарватере, маневрируя под нашим огнем.

Кавторанг Белли кивнул. Он помнил, что в результате вчерашней учебной стрельбы срочно доставленными из Питера двенадцатидюймовыми практическими снарядами фарватер был пристрелян на всем своем протяжении. Кроме того, выйдя во время стрельб в море на эсминце «Властный», кавторанг лично убедился, что командующий идущей на прорыв британской эскадры не сможет обнаружить русских кораблей. А плюхнувшийся в воду всего в полукабельтове от эсминца шальной двенадцатидюймовый «чемодан» вызвал у Владимира Белли тот небольшой нервный озноб, который появлялся у него во время боевого похода. А главное, что он понял, что они сделали все возможное и невозможное, готовясь к грядущему сражению. И теперь все должен решить бой, который, как говорят потомки, «покажет всё».

Рядом с Ивановым и Белли возилась у своих приборов группа прикомандированных с «Североморска» офицеров и мичманов. Сюда же стекались данные с НП батареи Кетлинского и еще одного, вспомогательного НП на острове Торос. Каждую минуту на установленный в блиндаже тактический планшет наносилось новое положение британских кораблей и на стоящие на мертвых якорях «Чесму» и «Моонзунд» передавались данные для перекидной стрельбы.

— Товарищ контр-адмирал, разрешите обратиться, — прервал звенящую тишину один из мичманов и, после утвердительного кивка Иванова, продолжил: — С Тороса сообщают, что наблюдают в хвосте британской эскадры идущий на малом ходу «Виндиктив».

— Вернулись крас-с-савцы, — хмыкнул контр-адмирал Иванов, продолжая наблюдать за британской эскадрой в бинокль. — Одного раза мордой об палубу им показалось мало. Ну, пусть теперь мистер Кемп не обижается на нас, если что.

Напряжение нарастало с каждой секундой, британцы вот-вот должны были пересечь ту невидимую черту, после которой на броненосцы будет передана команда.

— Открыть огонь!

13:15. Батарея Кетлинского.

Стоя на наблюдательном пункте батареи, контр-адмирал Кетлинский наблюдал в бинокль за приближающимися британскими кораблями. Рядом, на дальномерном посту, оптический дальномер сопровождал «Дредноут», ориентируясь на его переднюю мачту, и сигнальщик каждые полминуты выкрикивал наводчикам дистанцию до цели. Наводчики крутили маховики, и хоботы четырех шестидюймовых орудий Кане, как приклеенные, следовали за британским кораблем, целясь в его носовую башню. Почему так? Дело в том, что пока снаряд, вылетевший из ствола, пролетит до цели те самые два с половиной — три километра, «Дредноут», движущийся со скоростью пятнадцать узлов, успеет сдвинуться на двадцать-тридцать метров, и снаряд, с учетом эллипса рассеивания, поразит его между боевой рубкой и второй трубой. То есть в такое место, где даже шестидюймовые снаряды смогут доставить его команде немало головной боли.

— Казимир Филиппович, — сказал ему на прощание контр-адмирал Иванов, — ваша задача не потопить «Дредноут», что физически невозможно — разве если случится чудо и вы влепите «золотой» снаряд в раскрытую по разгильдяйству броневую дверь башни главного калибра. Ваша задача — по возможности снести ему дымовые трубы и котельные вентиляторы, что собьет ему ход, а расползающийся по палубе дым затруднит стрельбу. Если удастся сбить фок-мачту с главным командно-дальномерным постом, так это будет совсем замечательно. За вас в этом деле будут наикратчайшие дистанции стрельбы и невозможность для британцев задрать орудия на требуемый для стрельбы по вам угол. Минут пять-семь вы будете вне обстрела…

— А потом? — машинально поинтересовался Кетлинский, будто забыв, что еще совсем недавно, в связи с потенциальным смертным приговором, для него просто не было никакого «потом».

— А потом вас попытаются достать… И прихлопнуть, как назойливого комара, — ответил Иванов. — Мы, кстати, с каперангом Петровым очень рассчитываем на то, что британский адмирал примет неразумное решение принять вправо, для того чтобы занять позицию годную для обстрела вашей батареи… Если на этот маневр пойдет сам «Дредноут», то все будет просто замечательно… — Контр-адмирал Иванов задумчиво посмотрел вдаль, будто пытаясь разглядеть в ночном мраке приближающуюся британскую эскадру.

В ответ на эти слова Кетлинский тогда только кивнул. Он знал, что два последних дня, точнее ночи, миноносцы флотилии ставили минные букеты вдоль западного края фарватера от острова Торос до острова Седловатый. Перегородить же минами сам фарватер не было никакой возможности, ибо в нужном месте его глубина превышала сто пятьдесят метров. И если в пылу боя, пусть и не «Дредноут», а один из броненосных крейсеров попробует взять «право руля» и выкатится из строя для обстрела его батареи, при этом подорвавшись на минах, то тогда на батарее будут оправданы любые жертвы.

Сейчас, когда до начала боя оставались считаные минуты, Кетлинский, еще раз бросил взгляд на вверенную ему батарею.

Все четыре орудия были установлены на наскоро выровненных орудийных двориках. Особо тщательной обработке и выравниванию подвергался только круг, диаметром чуть меньше сажени, на который при помощи нескольких десятков анкерных болтов и устанавливалась станина орудия. Со стороны Кольского залива заглубленные в скалу орудийные дворики ограждал невысокий, чуть меньше полсажени, гранитный бруствер. На обратном скате скального гребня были выровнены площадки, на которых прикрытые брезентом громоздились ящики с тяжелыми шестидюймовыми унитарами, положенными для орудий Кане, установленных в береговых укреплениях. Там же в скальном массиве были выдолблены ниши, в которых под бревенчатыми перекрытиями оборудовали временные кубрики и перевязочный пункт с самым настоящим фельдшером. Комендоры из новой команды «Чесмы», откуда и были взяты эти орудия, обмундированы в непривычные бугристые панцири из очень прочной искусственной ткани и большие круглые шлемы. Категорический совместный приказ командующего Иванова и комиссара Самохина ко всем участвующим в деле при батарее — надеть все это при подаче сигнала тревоги и до окончания боя носить не снимая. Сие не трусость, а мера предосторожности, ибо сами орудия лишены щитового прикрытия от осколков и летящих камней. Да и сам Кетлинский, обмундированный подобным образом, понимал, что, возможно, для кого-то этот панцирь и шлем станут спасением.