Страх. Книга 2. Числа зверя и человека - Олег Рой Страница 31

22.12.2042. Город.

Кафедральный собор. Феликс

Вчерашняя удача в переговорах с похмельным «коллегой»-телефонистом оказалась единственной. Ни до Макса, ни до Алекса дозвониться не удавалось, до усадьбы тоже. И к Рите опять не пускали, что-то там было не то. Правда, доктор Хлуст заверил меня, что все в пределах нормы, просто Рите сейчас нельзя утомляться, а нужен только покой. И никакой нервотрепки, ни в коем случае!

– Тогда передайте ей, что с Марией, это ее сестра, все нормально, – соврал я. – Рита беспокоилась. Скажите, что Мария слегка гриппует, поэтому, боясь заразить, и не навещает. А так все в порядке.

Врач пообещал все передать, но у меня все равно сердце было не на месте. Какой-то этот Хлуст… скользкий. Вон и фамилия тоже… неприятная. Хотя скорее, я сам себя накрутил, валя с больной головы на здоровую. Чувство вины грызло меня неотступно: беспокоясь за Риту, я подсознательно был даже рад, что меня к ней не пустили. Марию-то я так и не отыскал! А Рите про какой-нибудь грипп лапшу на уши не повесишь, со своим полицейским опытом и недюжинной интуицией сразу поймет, что я вру.

Да еще и автобус ушел из-под самого носа!

Воистину, персонаж по имени Феликс Зарянич – классический пример клинического неудачника. Пока мной руководят, я еще вполне ничего себе, но стоит взяться за что-то самому… тьфу!

Может, если б я не решил пойти пешком, все повернулось бы по-другому. А может, и нет. Алекс говорит, что случайностей не бывает, все в мире закономерно и взаимосвязано.

Середина зимы – даже в наших, не приполярных широтах – не самое вообще-то удачное время для пеших прогулок. К тому же, выйдя на набережную, я попал под пронизывающий жестокий ветер. Шел, прихлебывал из купленного в автомате стаканчика безвкусный, но горячий кофе и думал: так мне и надо. Как будто этот ветер был своего рода наказанием, чем-то вроде очищения, что ли, словно жестокие его удары напрочь выдували из меня весь мусор: дурацкие сомнения, мелочность, уныние. Уныние, кстати, – один из семи смертных грехов. И это, наверное, правильно: проще всего сказать, что ты неудачник, что тебе не везет, и вообще ты ни на что не способен – и какой тогда с тебя спрос. А ведь Он спросит.

Проходя мимо собора, я вдруг – точно это был ответ на мои мысли – увидел, что он открыт, и почти инстинктивно (как пчела летит к своему улью) шагнул в резные, в два человеческих роста, двери. Как странно: собор начали строить еще в шестнадцатом веке, это сколько же тысяч людей проходило здесь, сколько поколений – дух захватывает, – а теперь я словно иду по их следам. И в этом был какой-то покой, какая-то стабильность – как тень вечности. Очень почему-то успокаивающая.

В боковом приделе служил отец Александр. Второго священника не было, его роль исполнял престарелый диакон. Народу было совсем немного. А ведь раньше здесь, несмотря на огромность храма, яблоку негде было упасть. Великолепный хор, где некогда регентом была покойная жена Алекса, теперь сократился до трех пожилых женщин. Но рефрены респонсория они выводили все с той же трогательной чистотой и старательностью. И старенький, похожий на Луи де Фюнеса органист невозмутимо сидел на своем месте, повелевая могучим органом.

В этом тоже чувствовалось все то же успокаивающее дыхание вечности.

Присев на скамью, я послушал Magnificat с антифоном, ходатайственные молитвы, «Отче наш» и коллекту. Наконец, когда епископ благословил клир, направился к исповедальням.

Разумеется, отец Александр меня заметил. Но виду не подал. Здесь он был священником, а я прихожанином. Как говорится, ничего личного. И исповедь была пронизана той же отстраненностью. Это удивительным образом проясняло голову. И успокаивало. Поэтому я и решился рассказать о своих затруднениях:

– Мне просто не к кому обратиться, святой отец, а мне очень нужен совет. Я чувствую, что за мной следят, и не могу приехать к Алексу, потому что боюсь, что тогда и он попадет под подозрение.

– Пути Господни неисповедимы, – вздохнул отец Александр. – Но Господь во святом всеведенье своем может избавить верных чад своих от сетей ловчих и словес мятежных.

Вообще-то, подумал я, назвать Алекса верным чадом церкви – примерно то же, что причислить людоеда к клубу вегетарианцев. Но, вероятно, отец Александр по-другому не мог дать понять, что Алекс предупрежден. А раз не говорит напрямую, значит, подозревает (или даже знает), что и за ним следят – и слушают каждое слово. Даже здесь.

– Как мне помочь моим близким? – с надеждой спросил я. – Как найти Макса и Марию? Как уберечь Риту?

– На Господа своего уповай, да не устыдишься вовек. Да вразумит тебя Господь в нужное время, и даст мудрость. Вспоминай, как исходили сыны Израилевы из Египта в землю обетованную, как шли они через море Чермное по воде, аки посуху, а войско фараона, шедшее вслед, было потоплено. И не ищи того, кого ты ищешь… Он далеко…

Отец Александр говорил иносказаниями. Похоже, мои предположения недалеки от истины: он всерьез подозревает слежку и прослушивание. Действительно, в наше время совсем нетрудно установить микрофон-«пушку» или даже запустить какую-нибудь летающую, как комар, хитрую камеру слежения (я ничего не понимаю в шпионской технике, но знаю, что возможно практически все). Но… даже в исповедальне? Хотя, при всей дикости этой мысли, удивляться тут нечему, Корпорации, в погоне за мировым господством (сейчас я в этом не сомневался уже ни на грош), плевать на жизнь и на смерть. Так что им какая-то там этика, какая-то там порядочность?

Но… что означают намеки отца Александра? Что Алекс куда-то скрылся? Да, скорее всего. Иначе я бы ему дозвонился. Что мне нужно переправить Риту в безопасное место? Хорошо, а что делать потом?