Биохакер - Юлия Зонис Страница 31

– Одеваться можно?

Левицкий недоуменно заломил брови и всплеснул руками, чуть не выронив красную папку.

– Конечно, конечно, Дима. Вам, должно быть, холодно – солнце-то уже садится, а тут сыро.

По спине Дмитрия и в самом деле бежал холодок, но сырость, наползавшая от воды, к этому никакого отношения не имела.

Наутро, явившись в институт и подписав все необходимые документы, Дмитрий в сопровождении господина Левицкого отправился на встречу с шефом. Андрей Летаров. Имя показалось смутно знакомым, – может быть, пересекались на какой-нибудь конференции? Или читал статью?

Рядом с входом в обитель Летарова висела табличка «Лаборатория молекулярной нейробиологии». Сам Летаров сидел в офисе перед компьютером и изучал трехмерную томограмму головного мозга. Височные и лобные доли на реконструкции подмигивали красным.

Обернувшись на стук, он живо вскочил из-за стола и приветствовал вошедших. Невысокий, щуплый, с резкими движениями и быстрым говорком, Андрей Летаров смахивал на подростка, хотя было ему хорошо за тридцать. Представив Дмитрия, Левицкий откланялся, и биологи остались в кабинете одни. Летаров бесцеремонно уставился на гостя черными выпуклыми глазами. Дмитрий тоже смотрел и все пытался вспомнить, где же он видел этого типа.

– Весенняя школа, пятнадцатый год, да?

Дмитрий вздрогнул. Точно! Одиннадцатиклассник из группы Вечерского.

– Вы тогда еще хвостом ходили за Алексом, – бесцеремонно добавил Андрей.

«А ты, дружок, может, и не ходил, но на должность в проекте тебя наверняка двинул он».

– Думаете о том же, о чем я думаю? – тут же быстро спросил Летаров.

– Зависит от того, о чем вы думаете.

Нейробиолог запустил руку в чернявую шевелюру и яростно дернул, вырвав несколько волосков. Заметив удивленный взгляд сотрудника, Летаров сморщился и одновременно улыбнулся.

– Извините. Вредная привычка. Жена велела бросать курить. Я бросил и тут же обзавелся этим… скоро совсем облысею.

– Так о чем вы думали?

– О Вечерском. Это ведь он вас сюда пристроил? И меня. Эти… – он кивнул на дверь, подразумевая, видимо, удалившегося господина в сером, – играют в секретность, но наш научный мирок очень маленький. Все всех знают, все со всеми встречались. Так вот…

Летаров принялся накручивать выдранные волоски на палец. Выглядело это довольно неаппетитно.

– Вы должны кое-что знать об Алексе. Если еще не знаете…

Дмитрий пожал плечами. Если честно, тайн и секретов с него было вполне достаточно, но вряд ли это остановило бы откровения коллеги.

– Его многие считают гением, – продолжил Летаров, снизу вверх внимательно заглядывая в глаза собеседнику. – Вы точно считали, ну, тогда, в школе. Бродили за ним с открытым ртом, как за слоном в зоопарке… Мальчишке это простительно, но и вполне взрослые дяди и тети пребывают в том же заблуждении.

– А вы – не считаете? – довольно резко спросил Дмитрий.

Этот тип определенно начинал его раздражать.

– Почему же, – хмыкнул нейробиолог. – Очень даже считаю. Но не научным гением. У него светлая голова, но не хватает теоретической базы. И… не терпения, а усидчивости. Я с ним работал какое-то время. У него по восемь проектов зараз шло, и ни один Алекс до конца не доводил. Он не биолог, а… фантазер, что ли? Или прожектер, так вернее будет. Но он гений, конечно. Он гениально использует людей. Гениально подбирает кадры, гениально их выжимает, а когда выжмет досуха, гениально выкидывает на помойку. Учтите на будущее, Дима.

Сделав страшные глаза, Летаров вдруг выдавил хриплым шепотом:

– Если вам дороги жизнь и рассудок, умоляю, не ходите ночью на Гримпенскую трясину!

Это было до того неожиданно и смешно, что Дмитрий чуть не фыркнул.

– Ладно, – покладисто согласился он. – Не пойду. И мнение учту. А все-таки вы, Андрей, на него работаете.

Тот снова ухмыльнулся:

– Я на себя работаю. Проект больно знатный, хотя и безумный. В общем, дубль того, что Алекс делает в Бостоне, но я справлюсь быстрее. И лучше.

«С самомнением у тебя все в порядке», – подумал Дмитрий, а вслух сказал:

– Что за проект, если не секрет?

– Секрет, конечно, но я все равно расскажу. Страсть как люблю выдавать секреты. Про «генбот» вы наверняка в курсе?

Солнцев сдержал улыбку.

– Слышал кое-что.

Летаров важно кивнул.

– Вы мне нравитесь, Дима. Думаю, мы сойдемся. Алекс в Бостоне бьется над телепатическим интерфейсом… а мы его здесь сделаем и утрем нашему светилу нос. А? Как, согласны?

Летаров сунул Дмитрию руку, и тому ничего не оставалось, как тряхнуть небольшую, липкую от пота ладонь. Нейробиолог лихо подмигнул в ответ – так, словно они заключили некую таинственную и многообещающую сделку.

В тот же день Дмитрий выяснил, что под «практическим направлением» имеется в виду прикладная работа. Вечерский хотел, чтобы лаборатория Солнцева использовала позаимствованную у американцев технологию для создания организма, способного существовать в экстремальных условиях. Марс. Дмитрий и не подозревал, что российская космическая программа так далеко продвинулась. Организм должен был выработать на Марсе атмосферу. Это разогрело бы поверхность планеты, а затем, после таяния вечной мерзлоты и льда под полярными шапками, можно было перенести в новый мир другие виды растений и животных. Требовалось также увеличить кислотность почв Марса и изменить еще несколько параметров.

Мысленно Дмитрий сразу же начал набрасывать портрет будущего трансгена. Хлоропласты для фотосинтеза, быстрое деление, способность обитать во льду – поскольку жидкой воды на Марсе пока не было. Не хватало лишь банки с газировкой и холодного окна за спиной, а так игра в «Пруд» продолжалась. За чем же дело стало? Он купил шипучку в первом же ларьке по пути к общаге, а в комнате устроился на подоконнике, достал планшет и принялся за работу. Завтра предстояло изложить сотрудникам – двум мэнээсам и трем женщинам-лаборанткам – план действий.

В качестве исходного организма Солнцев выбрал хлебные дрожжи, Sacharomyces cerevisae, – и потому, что клетки дрожжей быстро делились, и потому, что геном их был досконально изучен еще в прошлом веке, и, наконец, потому, что сахаромицес легко трансформировались плазмидами, содержащими последовательности генбота. От одноклеточных водорослей финальному трансгену достались хлоропласты, от живущих во льду бактерий – способность вырабатывать антифриз. Еще Дмитрий использовал гены бактерий-термофилов, обитавших в серных источниках, и гены грибов, растущих в наполненных сероводородом пещерах. Финальный организм мог поглощать сероводород, выделяя серную кислоту, – так что и вопрос с закислением почв был решен.

Трансгенов окрестили Sacharomycres omnipresens – «живущие повсюду». Они действительно могли существовать практически в любой среде, выдерживали высокий радиационный фон и облучение ультрафиолетом. Спустя два года терпеливой, кропотливой и скучноватой работы штаммы были вполне готовы к тому, чтобы отправиться на Марс. Господин Левицкий, курировавший проект, покровительственно похлопал Дмитрия по плечу и назвал «удачным приобретением», за что чуть не получил в рыло – о чем, впрочем, так никогда и не узнал.