Т-34 - истребитель гархов - Игорь Подгурский Страница 31

В проходной большого серого дома к Ольге вышел сухонький пожилой военный, принял документы и велел приходить завтра утром. Весь следующий день ушел на оформление документов и получение новенькой формы. Так недавняя студентка стала делопроизводителем в отделе кадров могучего НКВД. Сухонький военный оказался ее первым начальником. Пименов был стар и опытен, очень просто и доходчиво объяснял структуру служб в составе наркомата, и Ольга очень быстро освоилась и перестала спрашивать, где искать то или иное личное дело, и какие документы требуются в том или ином случае. Ее карьера вдруг получила стремительное ускорение, и к зиме даже мегрелы из личной охраны Хозяина не смели провожать Ольгу липкими взглядами. Нравы в Доме были просты и незамысловаты: раз девушка так двигается по служебной лестнице, ее покровитель настолько силен, что лучше не задевать красавицу ни взглядом, ни тем более словом. Имя покровителя не было известно никому, но все делали предположения, и предположения эти становились все более смелыми по мере служебного роста молодой сотрудницы. К Новому году Ольга возглавила самый секретный участок кадровой работы и была официально представлена лично заместителю наркома товарищу Серапионову. Он мягко пожал ей руку и заявил, глядя оловянным взглядом куда-то в окно:

— Надеюсь, вы оправдаете высокое доверие партии. Сегодня в шестнадцать ноль-ноль совещание. Прошу быть. Капитан Еремин, обеспечьте товарищу, — Серапионов замялся, припоминая, — товарищу Шалдаевой транспорт.

Адъютант стрельнул глазами, склонил голову и делал пометку в карманной книжечке.

С той поры Серапионов снял с себя головную боль по подбору людей — он только ставил задачу и ждал доклада. Ни в методиках отбора, ни в способах тестирования людей Ольгу никто не ограничивал, и она выдавала решения в самый короткий срок — в виде характеристик, записей в личных делах и устных рекомендаций.

* * *

Кухарский выскочил из-за угла и чуть не налетел на девушку в офицерской форме и строгих очках. Сердце Кости глухо ухнуло — разум еще с трудом переваривал информацию, а душа уже гнала кровь по молодому телу, разливая по лицу розовые пятна смущения и радости.

— Ты!

— С утра была я. Как это ты меня узнал? — Ольга всегда приходила в себя первой, а уж если начинала шутить, то Константин предпочитал отмалчиваться. Что она здесь делает? Здесь, возле этого дома…

— Ну, и что ты здесь делаешь? — Ольга сняла очки и в упор разглядывала беглого аспиранта.

— Запрещенный прием, — пробормотал бывший аспирант Кухарский.

— Проще ответить сразу. — Васильковые глаза Ольги начали наливаться слезами. — Исчезать на годы — это прием разрешенный, да? Сбивать с ног старшего по званию — в порядке вещей?

— Никто никого не сбивал. — Костя попытался взять себя в руки. Ему помог свежий ветерок, странным образом задувавший вдоль Ленивки вверх от берега реки.

У тротуара скрипнула тормозами большая черная машина.

— Ну, проходите, что за привычка — знакомиться на улице. — Генерал прошел в калитку возле массивных ворот. — Давайте, давайте, коллеги. Времени очень мало. Прошу за мной.

Через полчаса Ольга и Константин вышли от Серапионова и остановились в фойе, в двух шагах от выхода. Константин получил задание проконтролировать сборку и наладку мощной походной рации с необычными диапазонами частот, а Ольге достался ребус о психологической совместимости бойцов интернационального отряда при длительной экспедиции в пустыне. Третий собеседник генерала, полковник Канунников из Генштаба, остался пить чай из крохотных тонкостенных чашечек. Ольга давно знала, что эти двое, Седой-Серапионов и Канунников, знают друг друга так долго, что могут общаться при полном молчании, обсуждая любые темы движением бровей, наклоном головы или едва заметными жестами рук.

— Ты где сейчас живешь? — спросил Костя.

— На «Динамо», рядом с родителями. У меня работа такая, мама бы с ума сошла, если бы меня ждала. А не ждать она не может, — улыбнулась Ольга. — Отец вообще привык жить по часам. Пришлось переезжать в квартиру поблизости, благо могу себе позволить. Андрей, позвоните в гараж, мне нужно на Масловку.

— Есть на Масловку! — Веселый Еремин снял трубку черного аппарата и что-то промурлыкал. Трубка коротко квакнула адъютанту в ухо.

— Через полторы минуты машина будет, — Еремин блеснул улыбкой и открыл дверь. — Ждите во внутреннем дворике, там сейчас райская тень.

Машина пришла именно через полторы минуты. Ольга разместилась на заднем сиденье.

— Ты долго будешь стоять? — Она смотрела через приоткрытую дверцу на Кухарского.

— А?

Ольга не выдержала и втянула Костю внутрь за рукав. Он иногда впадал в ступор, и церемониться с ним в такие минуты не было смысла.

* * *

Все эти и многие другие воспоминания пронеслись прозрачными картинками перед глазами Шалдаевой, пока она листала дело своего начальника. Костя исчез второй раз после Халхин-Гола, не менее основательно, чем в первый. Его личное дело не закрыли в связи с гибелью, а просто изъяли всю папку, оставив фиолетовую бумажку с номером секретного приказа в качестве основания. Серапионов вернулся из пустыни каким-то кружным путем, во всяком случае, водитель встречал его на Ленинградском вокзале. Генштабист Федор Исаевич не появлялся четыре года, и Шалдаева не слышала о нем до вчерашнего дня, когда столкнулась с ним нос к носу в приемной Серапионова. Канунников поздоровался с нею так, будто не было никаких четырех лет — спокойно, буднично, дружелюбно.

Конечно, Ольга не задавала своему начальнику вопросов — ни о Константине, ни тем более о Канунникове. В случае с Кухарским это было исключено — личные дела со службой Ольга не смешивала ни при каких обстоятельствах. Спрашивать о Канунникове было бы просто нелепо. Зачем все это? Константин объявится не раньше и не позже, чем это начертано. Мактуб, как говорят товарищи мусульмане.

Ольга убрала стопку личных дел в сейф, тщательно опломбировала замок сургучной печатью и отправилась к Серапионову, захватив в канцелярии тонкую папку с последними донесениями и оперативными сводками.

В доме на Волхонке было прохладно и тихо. В приемной пахло сапожным кремом, добротным армейским сукном и кожаными ремнями, а из кабинета в фойе сочился тонкий аромат зеленого чая и чего-то сладкого, кондитерского, довоенного.

— Присаживайтесь, Ольга Михайловна, — генерал указал ей на стул с гнутыми ножками и мягкими подлокотниками, а Канунников, оказавшийся тут как тут, вскочил с места и придержал стул за спинку, пока Ольга устраивалась.

На низком зеркальном столике стоял обыкновенный набор для чаепития и блюдо с припудренными марципанами.

— Федор Исаевич, ухаживайте за дамой, я к вам присоединюсь через пару минут. — Седой сел к письменному столу и углубился в изучение содержимого папки, привезенной Ольгой.

Канунников налил себе и Ольге по крохотной чашечке золотистого чая, взял блестящими щипцами марципан, положил на тонкую тарелочку с китайским драконом и придвинул тарелочку к Ольге. Повторив то же для себя, Канунников азартно откусил добрую половину маленького пирожного. Оля последовала его примеру, и они стали поглощать угощение, переглядываясь, как школьники на переменке. Шалдаева думала о том, что от марципана в этой булочке нет ничего, кроме сахара. Начинка должна быть из тертого миндаля с сахарным сиропом — именно она и называется «марципан». А в Москве так называют вот такие булочки со сладкой массой внутри. Какая разница, как называют — все равно невероятно вкусно: идет война, все по карточкам. А тут — маленький праздник.