Вернуться из ада! С победой и пленными - Александр Марков Страница 31
Вернуться из ада! С победой и пленными - Александр Марков читать онлайн бесплатно
К этому времени Рогоколь подобрался к третьему немцу. Они столкнулись грудь в грудь. У немца был автомат, уже бесполезный на таком близком расстоянии, у Рогоколя тоже, но еще и нож. Он прочитал в глазах немца удивление, а когда они застыли, в них так и не появилась боль. Немец повис на ноже. Рука Рогоколя задрожала от напряжения. Он опустил нож лезвием вниз. Немец соскользнул на пол.
Убитые никак не походили на алхимиков, которые могли увидеть какой-то смысл в хитросплетении приборов, находящихся в этой комнате Это были не хозяева, а слуги.
Мазуров быстро осмотрелся. Он неожиданно понял, что нечто подобное уже видел накануне войны в «Гомункулусе». Фильм был таким длинным, что Мазуров с трудом заставил себя досмотреть его до конца. Он его не понял. Но поговаривали, что как только «Гомункулус» появился в кинотеатрах, германская служба безопасности вызвала на допрос Отто Рипперта – режиссера и сценариста этой картины и чуть не посадила его в тюрьму за якобы разглашение государственных секретов. Рипперту как-то удалось избежать наказания. Но это только слухи – тщательно воспроизведенные в документах, которые подготовила служба разведки для этой операции.
– Мы здесь сильно напачкали, – наконец сказал Мазуров.
Находиться в комнате было неприятно, но вовсе не из-за того, что ее забрызгали кровью, а среди вони проступал пороховой дым. Просто ее атмосфера давила, будто здесь много лет назад находилась комната пыток и боль, которую испытывали узники, навсегда осталась, пропитав воздух страхом, и его не смогли выветрить прошедшие годы.
Взрывы и выстрелы во дворе утихли – это свидетельствовало о том, что гарнизон замка перебит или захвачен в плен, а может быть, и то, что немцам удалось уничтожить всех штурмовиков. Мазуров надеялся, что верным окажется первое предположение.
Ему хотелось остаться в этой комнате, чтобы получше ее рассмотреть. Не оставалось никаких сомнений, что они нашли лабораторию, где немцы готовили тайное оружие. Вероятно, где-то здесь находилось и техническое описание. Нужно только повнимательнее его поискать. То, что он по-прежнему не знал, где Тич, начинало беспокоить капитана. В разведке не могли ошибиться, но в замке мог оказаться подземный ход, даже если его и не предусмотрели в первоначальном проекте. Замок построили так давно, что времени пробить скальное основание, даже если пользоваться при этом только металлическим обломком ложки или вилки, который обычно имелся у узников, вполне хватило бы.
Штурмовики достаточно нашумели, чтобы теперь можно было изъясняться не только знаками, но и словами. Однако Мазуров не стал этого делать. Не оставалось никаких сомнений, что Краубе мертв. Мазуров махнул в сторону лестницы. И в этот момент в стене открылся проход. Такого они не ожидали. На пороге возникла человеческая фигура. Значит, в подвал вела еще одна лестница, а они ее не заметили.
Профессор Вольфрам Тич заранее знал, что не сумеет заснуть. Даже если он заберется в кровать, закроет глаза и начнет считать, сон все равно не придет к нему. В небольшое окно, за которым едва различались очертания внешней стены замка, заглядывала луна. Профессор не любил зажигать по ночам электрический свет, но не из-за того, что это могло привлечь насекомых. От них защищали противомоскитные сетки. Он любил ночь, потому что в это время суток работал наиболее продуктивно, но вместе с тем он начинал бояться темноты. Она служила границей, разделявшей дни, а профессор опасался переступить через нее, стараясь как можно дольше оставаться в прошлом. Дни стали просачиваться слишком незаметно, слишком быстро. Он никак не мог замедлить их бег. Когда-то он не обращал на это внимания, думая, что впереди у него так много времени, что он успеет выполнить если уж не все свои замыслы, то хотя бы основные из них.
То была счастливая пора учебы в Ганноверском университете, когда он мог позволить себе роскошь транжирить время по пивным и борделям. Тогда он существовал одновременно как бы в двух ипостасях. В одной – развлекался, а в другой – анализировал итоги проведенных ранее экспериментов и размышлял о новых. С годами мозг становился все более апатичным, медлительным, как постепенно ржавеющий механизм, а его сочленения и шарниры, сколько их ни поливай маслом, работали все хуже.
Комната была небольшой – около сорока квадратных метров. Ее стены занавешивали толстые ворсистые ковры, как будто профессор хотел утеплить комнату, опасаясь, что зимой здесь может сделаться слишком холодно и ему придется кутаться в теплый шарф, надеть на ладони перчатки. Иней покроет стекла окон, или, не дай бог, они и вовсе треснут от мороза.
Профессор сидел в удобном кожаном кресле, но в полумгле казалось, что оно сделано из глыбы графита, которую обточили или оплавили. Возле кресла стоял массивный деревянный стол. Его поверхность была обита зеленым, как на бильярдных столах, бархатом, на котором в некоторых местах виднелись обожженные дырки и черные кляксы. В темноте невозможно было разобрать – появились они здесь из-за пролитых чернил или по какой-то другой причине. По правую руку от профессора в бархате была глубокая вмятина, похожая на след подковы, втоптавшей зеленые ворсинки в дерево. Когда-то здесь располагался цейссовский микроскоп. С его помощью профессор сделал несколько открытий, но теперь он обладал более совершенной увеличительной аппаратурой. Этот стол он купил почти двадцать лет назад. Он не хотел расставаться с ним, поскольку стол был тем немногим, что связывало его с прошлым, которое он все еще старался удержать в памяти. Но оно ускользало от него.
Сейчас на столе возвышался только серебряный подсвечник с наполовину оплавленной свечой. Профессор знал, что ее хватит до утра, а по тому, сколько еще осталось на ней воска, он мог судить об оставшемся до рассвета времени. У него хранился целый набор свечей разного размера.
Взгляд профессора был устремлен в противоположную стену, где в камине превращались в пепел дрова. Он смотрел на огонь, как загипнотизированный, а чтобы лучше его видеть, даже отодвинул свечу на край стола.
Кресло было на колесиках, поэтому иногда профессор выкатывал его из-за стола, ставил напротив окна и смотрел на звезды до тех пор, пока их не начинал стирать с небес рассвет. Его зрение еще сохраняло былую остроту, поэтому Тичу казалось, что он видит звезды даже через серую пелену, затягивающую небеса, когда восходящее солнце уже поджигало верхушки деревьев на опушке леса.
Со стороны могло показаться, что профессор умер, по крайней мере, в течение последнего часа он не сделал ни одного движения. Он как будто застыл, слился с креслом, откинувшись назад и чуть сместившись к правому краю. Его пальцы подпирали подбородок. Этим он не давал голове склониться на грудь и захлебнуться в снах, поверхность которых находилась где-то в районе шеи.
Огонь в камине, огонь на кончике свечи и лунный свет, смешиваясь в коктейль, успокаивали его куда как лучше, чем наркотики, которые ему доставляли из Циндао. Он прибегал к их помощи очень редко, лишь в тех случаях, когда не мог другими средствами успокоить боль в желудке и суставах.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments